так? – спросила я медленно и мечтательно.
– Ты не боишься, не убегаешь, не осуждаешь. Мне не нужно очаровывать тебя для того, чтобы побыть рядом и поговорить.
– Очаровывать?
– Гипнотизировать, – пояснил он. – Все вампиры используют чары в том или ином виде. Для того, чтобы прокормиться во времена, когда искусственную кровь еще не изобрели, нам приходилось внушать людям, что мы безопасны… или что они вовсе нас не видят… или что они видят нечто совершенно другое.
– А на меня очарование подействует?
– Конечно, – удивился Билл.
– Хорошо, тогда попробуй.
– Посмотри на меня.
– Здесь темно.
– Это не важно. Смотри мне в лицо. – Он встал передо мной, мягко взял за плечи и посмотрел сверху вниз. От его кожи и глаз исходило слабое сияние. Я глядела на него и гадала, что же он велит мне сделать: поверить, что я на самом деле цыпленок? Раздеться?
Однако не произошло ничего. Я ощущала лишь пьянящий покой от его присутствия.
– Ты чувствуешь мое влияние? – спросил Билл. Голос его слегка сбился.
– Извини, но совсем нет, – тихо ответила я. – Только вижу, как ты светишься.
– Ты видишь это? – кажется, я снова его удивила.
– Конечно. Разве это странно?
– Это очень странно, Сьюки.
– Если ты так считаешь… Покажешь мне, как ты летаешь?
– Прямо здесь? – Билла это, похоже, позабавило.
– Почему нет? Тебе что-то мешает?
– Нет, совсем нет. – Он отпустил мои руки и начал подниматься в воздух. Я восхищенно выдохнула. Он парил в темном небе, похожий на мраморную статую в лунном свете. Поднявшись примерно на два фута, он остановился. Я подумала, что он улыбается, глядя на меня сверху.
– Вы все так умеете? – спросила я.
– А ты умеешь петь?
– Нет, у меня нет слуха.
– Не все люди умеют петь, не все вампиры умеют летать. – Билл медленно снизился и опустился на землю без единого звука. – Большая часть людей брезгует вампирами, но тебе, похоже, интересно, – отметил он. Я пожала плечами. Кто я такая, чтобы брезговать кем-то, отличающимся от большинства? Кажется, он понял, потому что после паузы, когда мы двинулись дальше, спросил:
– Тебе всегда было тяжело, да?
– Да, всегда, – я не могла сказать иначе, хотя и не собиралась жаловаться. – Хуже всего было в совсем раннем детстве, потому что тогда я еще не умела защищаться. Я постоянно слышала мысли, не предназначенные для моих ушей, и, как любой ребенок, повторяла их вслух. Родители не знали, что со мной делать. Я постоянно вгоняла отца в краску. Когда мама наконец отвела меня к детскому психологу, та поняла, что я такое на самом деле, но не смогла с этим смириться. Она убеждала родителей, что я просто очень внимательна и хорошо считываю язык тела и из-за этого воображаю, что способна слышать мысли других
