style="font-size:15px;"> Однажды на швейную фабрику за Зиной приехал отец, Игнат Спиридонович, чтобы увезти ее домой, – в доме стало поспокойнее. Однако в родных местах Зину ожидали неприятности, и на этот раз – уже со стороны комсомольской ячейки. На собрании комсомольцев ей поставили ультиматум: «Выбирай: или комсомол, или твой кабацкий, упаднический поэт Сергей Есенин».
Да-да, так Есенина называли его идейные враги… Велено было ей «отказаться от всякой этой есенинщины», иначе…
Дело было в том, что тогдашние комсомольцы ее родного поселка Обираловка (ныне – Железнодорожный), никогда не читали стихов Есенина, но зато читали идеологические нападки на поэта в газетах. Антиесенинская кампания была в разгаре. Газетчики соревновались в создании «уничтожающих» поэта эпитетов. Они единодушно обзывали поэта «кабацким». И теперь комсомольская ячейка в поселке Обираловка сурово осудила комсомолку Зинаиду Тюрину. От нее ультимативно потребовали: или она у себя в доме снимает со стены комнаты портрет «не нашего» поэта (и при этом навсегда отрекается от «вырожденца» Есенина), или… или они ее исключают из комсомола.
Частичная покорность Зинаиды Тюриной
При ее невообразимой любви к Есенину требование это было жестоким. Однако перед угрозой исключения из комсомола Зинаида отступила… Правда, это было лишь частичное отступление: портрет поэта со стены она сняла, но зато спрятала его в тумбочке, любуясь на Есенина тайком. Отречься же от его поэзии она не смогла, поэтому изо всех сил старалась убедить своих судей в абсолютной безвредности для любимой советской власти стихов ее любимого поэта.
О процедуре обсуждения классовых заблуждений комсомолки мама так рассказывала мне в 1990 году: «Когда мне было пятнадцать лет, это уже на фабрике, мастер замечание сделал, увидел, что Есенина читаю. Портрет Есенина, правда, тогда у меня в общежитии еще не висел, негде было, в общежитии комнатка маленькая, в ней пять коек. Портрет я позже повесила, уже у себя дома, когда вернулась в Обираловку. И вот в Обираловке ребята увидели, что я читаю книгу стихов Есенина и велели мне эту книжку выбросить. Как раз кампания против него началась, в газетах, статьи появились, обзывали его там “кабацким поэтом”, а его стихи – “есенинщиной”. Главный упор критики делали на то, что будто бы он своими стихами молодежь заражает своими мещанскими мелкобуржуазными настроениями».
Мама рассказывала: «И вот меня, как комсомолку, вызывают на собрание нашей ячейки, чтобы “проработать”, меня предупреждают, что, если я не отрекусь от своих заблуждений, меня исключат из комсомола – за увлечение “не нашим, не пролетарским” поэтом (за эту нелегальную, по их мнению, любовь).
Дело было серьезное. Все мы тогда воспитывали в себе принципиальность, несмотря на то что хорошо знали друг друга, в одном поселке родились, выросли, школу окончили, понимали, кто чем дышит… Но тогда подход друг к другу был “независимый от человеческих чувств”. Я, конечно, жить не могла без комсомола, но и без Есенина тоже не могла, все строчки его знала наизусть.
И вот они меня вызвали на заседание ячейки, но сами-то
