1942-го. Еще в музее нашлись фотографии из личного дела – польский узник Вильгельм Брассе был обязан сделать снимок каждого новоприбывшего в лагерь. Это не касалось ни евреев, ни цыган – и тех и других отправляли прямо в газовые камеры, отбирая сразу на платформе; он снимал в фас и в профиль только тех, кого потом угоняли в лагерь. Для фотографий в профиль слева мужчинам предписывалось надеть на голову пилотку, а женщинам – головной платок.
Собеседник упоминает об акциях неповиновения со стороны фотографа. Двадцатидвухлетний Брассе отказался подписать «фолькслист»[15], что подтвердило бы его немецкие корни. Это возмущение стоило ему просто отправки в Аушвиц. Четыре года ему приходилось снимать на пленку лица тех, кто входил во врата ада. Его заставляли увековечивать детей, замученных доктором Менгеле, перед их истерзанными телами эсэсовцы позировали для памятных фотографий. В январе 1945-го немцы приказали ему сжечь эти компрометирующие снимки. Часть из них он спас, подвергнув опасности свою жизнь. Сейчас около сорока тысяч фотографий хранятся в музее Аушвица. Среди них и фотопортрет Виты.
Эмоции захлестывают ее при виде лица на экране. Она уверена – это та самая женщина, так возбуждавшая Ильзе, та, что неотступно преследовала ее до самой смерти. Фото раскрасили. Светлый взгляд устремлен куда-то далеко-далеко. Белокурые, необычно светлые кудри на фоне уродливой полосатой робы. Вита с ее чувственной красотой кажется случайно попавшей в этот мрачный фарс. Наверное, тот молодой фотограф сумел хоть чем-то успокоить ее, ибо вид у нее не слишком затравленный. Но на последнем снимке, где она в профиль и с покрытой головой, в запавших глазах читаются только печаль и изможденность.
Она не понимала, что это место для обреченных на смерть. Как вопли, удары хлыста могли сосуществовать с этими фотокарточками. Или в ней воскресла надежда при виде проявления подобия нормальной жизни? А потом он попросил ее повернуться в профиль, как на фото для судебных дел. Ее должно было как молнией озарить – и вот она уже понимает, что отныне ее жизнь свободной женщины закончена. От мысли о своей утрате у нее перехватывает горло, но при них она плакать не желает.
Как и фотографии Лазаря, Ирен распечатывает фото Виты и уносит домой. В тот вечер, перед сном, она рассматривает их лица при свете вспыхивающих каминных угольков. Хранитель доверительно сообщил ей, что после Аушвица Вильгельм Брассе уже не мог фотографировать живых. Слишком много умерших запечатлелось его глазами. Наводя резкость, он встречался взглядом с незнакомцами, у них еще было лицо, округлые щеки. Были и такие, кто улыбался ему – только потому, что он сохранил человеческий облик. А он ничего не мог сделать для них. Он был фотографом, а стал свидетелем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской
Фолькслист – документ, выдававшийся немецкими властями на оккупированных территориях Восточной Европы и заменявший паспорт; рассматривался как подтверждение «арийского происхождения».
