если бы я позволил себе поддаться страху, кто утешил бы Сидзуко, совершенно павшую духом? Мне не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто я абсолютно спокоен, и снова и снова стараться убедить Сидзуко, что угрозы Сюндэя – не более чем писательские выдумки.
– Простите, не могли бы вы говорить чуточку тише? – перебила меня Сидзуко.
Казалось, мои пылкие увещевания не задели ее слуха. Внимание ее было сосредоточено на чем-то другом: время от времени она пристально вглядывалась в какую-то точку и внимательно прислушивалась. Она старалась говорить как можно тише, словно кто-то мог нас подслушивать. Губы ее побелели и стали почти незаметны на бледном лице.
– Сэнсэй, уж не помутился ли у меня рассудок? Могло ли такое случиться в самом деле? – произнесла наконец Сидзуко, понизив голос до шепота.
– О чем вы? – откликнулся я таким же многозначительным шепотом.
– В этом доме скрывается Хирата.
– Где? – спросил я в растерянности, не в силах понять, что она имеет в виду.
Вместо ответа она решительно поднялась и, еще больше побледнев, жестом пригласила меня следовать за собой. Сердце у меня тревожно замерло, и я послушно пошел за ней. По дороге она заметила у меня на руке часы, почему-то попросила их снять и вернулась в комнату, чтобы положить их на стол. Стараясь ступать бесшумно, мы прошли короткий коридор и вскоре оказались перед комнатой Сидзуко в японском доме. Раздвинув комнатную перегородку, Сидзуко замерла в страхе, как будто прямо перед собой увидела злоумышленника.
– Странно. Уж не ошиблись ли вы? Да и как смог бы этот человек средь бела дня проникнуть в ваш дом? – Не успел я произнести эти слова, как Сидзуко жестом велела мне замолчать и, взяв меня за руку, подвела к углу комнаты. Она подняла глаза кверху и подала мне знак прислушаться. Минут десять мы простояли, уставившись друг на друга и напряженно вслушиваясь в тишину. Дело происходило днем, но в комнате Сидзуко, расположенной в глубине просторного японского дома, не было слышно ни звука. Здесь стояла такая тишина, что можно было услышать, как стучит в висках собственная кровь.
– Вы не слышите тиканья часов? – почти беззвучно спросила наконец Сидзуко.
– Нет. А где здесь часы?
Сидзуко не ответила и еще некоторое время продолжала напряженно прислушиваться к чему-то. Наконец, как будто успокоившись, она проговорила:
– Да, кажется, в самом деле ничего не слышно.
Мы вернулись в гостиную, где прерывающимся от волнения голосом Сидзуко поведала мне о случившемся.
Дело было так. Она сидела в своей комнате и вышивала, когда вошла горничная и подала ей уже известное письмо Сюндэя. К тому времени Сидзуко было достаточно одного взгляда на конверт, чтобы понять, от кого оно. Она взяла письмо в руки, и ее тотчас охватило невыразимое беспокойство, но, поскольку отложить его в сторону значило бы обречь себя на еще большую тревогу, Сидзуко дрожащей рукой вскрыла конверт.
Узнав,
