леность. Это был явно человек, гомо сапиенс. Антон сорвал с головы шапку, азартно замахал ею и заорал что-то дикое. И лёгкий ветерок принёс едва слышное, клочками в ответ. Если прилепить своё, недостающее, то получится что-то вроде: «Чего орёшь-то?» или «Чего разорался, дурень?!»
И не обидно было Антону, а радостно. Последний раз он общался с людьми летом в посёлке, куда ходил за продуктами и сбывал мелкую рухлядь. А до того – прошлой зимой, с казаками Евгения Ивановича.
Антон приостыл, передумал идти навстречу. Приосанился и застыл в ожидании. А Ярый, спустившись по камням вниз, подошёл, осторожно принюхиваясь, к приблизившемуся незнакомцу. А тот, к удивлению Антона, стал трясти и гладить голову большущего пса. Не у каждого хватило бы смелости сделать это! Подойдя к выступу, незнакомец, цепляясь за камни, уверенно поднялся наверх, проигнорировав протянутую в знак помощи руку Антона. Выпрямившись, крепко сжал ладонь Антона и пробасил:
– Ну, будь здрав, хлопчик!
Из-под шапки лицо обрамляли покрытые лёгкой сединой чёрные волосы. Длинные, до крутого подбородка, напомнившие чьи-то Антону, пышные усы. Чёрные жалящие глаза из-под густых бровей. Лет пятьдесят, наверное, а ни одной морщины.
– Ну? Что смотришь? Будет ещё время – разглядишь! Веди в дом, хозяин!
Человек свистнул Ярому, повернулся и зашагал, твёрдо ступая по следам Антона. Слегка опешивший от такой бесцеремонности Антон с интересом разглядывал его сзади. Здоровенный, есть в нём какая-то тяжеловесная, медвежья уверенность. На широкой спине, как бы по себе, тюк с лямками, сшитый непонятно из какого блестящего материала. Вес, должно быть, неподъёмный, а легко идёт, не натуживаясь. Штаны на нём какие-то непутёвые, в полосочку. Ноги обуты в кожаные, с меховыми крагами сапоги. «Ну и размерчик!» – подивился Антон и, собравшись, неуверенно спросил:
– Дядь, а вы откуда? Што-то не пойму. Вы собраны так, будто от соседа вышли.
– А ты не напрягайся, сынок! Будет ещё время, познакомишься, а пока считай – из Тьмы Тараканьей я! Вот так-то!
Дядя уступил дорогу, лишь когда след потерял. Оглядев избушку, похвалил:
– Молодец, хорошо устроился!
Когда Антон вытянул палку из скоб поперёк двери, поинтересовался:
– А это зачем?
– Росомаха чудит. Из одной шапку сшил и до этой доберусь!
В сенях незнакомец снял висевший кабаний окорок, поднёс к лицу, шумно втянул запах в себя и восхищённо протянул:
– Свининка! Сто лет не едал! Ай молодец, парень! Ей-богу, молодец! Если ты скажешь, что у тебя ещё и борщец водится…
– Ну да, – непонимающе уставился Антон. – А как же!
У меня же огород. И картошка, и свекла, и всё такое.
Войдя в комнату и стянув со спины поклажу, дядя с облегчением сказал:
– Ну и слава богу! Значит, с голоду не помрём. А это, – показал на тюк, – всё тебе. «Чинарики» на дорогу собрали.
– Кто-кто?!
