одергивая на себе куртку.
– Берет где? – спрашиваю строго.
– Аа? – смотрит непонимающе.
– Шапку свою где посеяла? Холодно, вот, кудряшки уже снегом покрылись, – голос срывается, словно поперхнулся.
Трогаю эту прядь, что на лоб ей упала, пальцами тяну и отпускаю. Пружинит, надо же. Длинная, шелковая. Снежинки падают, в волосах застревают, а я глаз не могу отвести. Красиво-то как!
– Твои? – спрашиваю с дури. Конечно, ее, чьи еще. А мне знать хочется, сами они у нее так вьются или искусственно сделано. Хотя какая тебе разница, Зубр?
– Господин … – замолкает, слово подыскивает, – Зубр…
Мои губы раздвигаются в ухмылке. Вот как назвала, это я ее имя знаю, а она мое – нет.
– Как ваше имя… С отчеством, – хмурится рыжик, а мне по лбу ей дать хочется, легонько так. Отчество, мать ее. За кого она меня принимает?!
– Олег Николаевич я, – отстраняюсь, выпуская ее из рук. Словно лишился чего, тепла, близости и так тоскливо мне становится, – В дом иди, – говорю зло, а сам к машине возвращаюсь, – Там еще двое сидят, голодные…
Дуня провожает меня обиженным взглядом. Непонятно ей, почему я вдруг сердитый такой стал. А что тут понимать? Мне почти 37, ей 21. Какие тут понятия должны быть? В два раза ее старше. Была бы моей дочерью, уже внуков мог иметь.
– Вы, Олег Николаевич, не бойтесь, я умею с собаками обращаться, – Дуняша подхватывает свою юбку и идет к дому.
Провожаю ее взглядом, наблюдая за питбулями. Так и есть, умеет. Собаки ей вслед смотрят, хвостами вовсю виляют. Надо же, первая женщина у меня в гостях, которая Зару и Арчи не испугалась. Ну, это я преувеличил, конечно. Женщин тут было не больше двух. Жена, да мать. Остальных не водил в дом. Домработница еще, ага.
Иду к машине, выговаривая собакам за их верность и преданность. Арчи скачет рядом, заливисто лая, Зара просто гавкает, прыгать уже не решается. Достаю из багажника пакеты, что сегодня на совещании вручили, подарки командному составу. В этом году все прилично так, целый набор деликатесов к праздничному столу.
Коты уже давно в дом унеслись, собак на улице оставляю. Вечером только Зару в дому пущу. У них хороший вольер с теплой будкой, но мало ли, не рожать же собаке на морозе.
Топчусь в прихожей, снег с ботинок пытаюсь скинуть. Куртку снимаю, вешаю на вешалку, где уже курточка Дуняши висит. Я, как гребаный извращенец в куртку носом тыкаюсь, ванильку вдыхаю. Маразм у меня старческий, мать его. Вштырил этот запах так, что члену в штанах больно. Старость в бороду – бес в ребро, что ли? Дожили.
– Это что вы там делаете, Олег Николаевич? – грозный голос Дуняши шипит где-то в районе подмышки.
Резко отстраняюсь и сверху на нее смотрю, взглядом белый джемпер и грудь охватываю. Ох, не зря мне показалось, что там целое сокровище скрывалось. Аппетитное такое, троечка, а то и больше. Вон как джемпер натянулся. Талия тонкая, грудь большая, бедра с крепким таким изгибом. Ох, смерть моя в дом пришла, однозначно. Рыжик стоит, руки в бока упирает, глазищи зелеными
