когда рождаются хорошие стихи, в сумерках расцветают деревья…
Может быть, он подразумевал под сумерками Пурпур? Я видела эти цветы – живые и яркие. Они были необыкновенные, но цвели недолго – может, только пока кто-нибудь читал их стихи?
Теперь у меня было много вопросов, но на большинство я ответы и не искала, некогда и незачем было. Занятость – страшная на самом деле вещь, затягивает целиком, не интересуясь твоим скромным мнением.
А день у меня теперь занят был полностью. Сомнения памяти ушли в прошлое (туда им и дорога). Вопрос в том, надолго или навсегда. Я отчаялась уже вернуть себя всю, но, честно говоря, с каждым днем это казалось все менее необходимым.
Как-нибудь потом, когда время будет. Как-нибудь потом, когда звезды будут более ласковы, луна во Льве и в лирическом настроении, когда ни политика, ни астрология не будут мешать.
Я не желала разговаривать на эти темы, да и Сергей, как это ни странно, на них особенно не распространялся.
Он вообще стал молчалив, чаще тихо смотрел на небо или на мое отражение в воде, и в глазах его была печаль. Но пронзительной печалью была пронизана вся эта странная история, и поэтому я не удивлялась. Да и, по правде говоря, мне было не до удивления, я была слишком занята собой и всем тем новым, что открывал для меня Сергей.
Потому что все это и вправду стоило самого пристального внимания.
Я гуляла по Москве, смещаясь в Пурпур.
И мой спутник в черном плаще всегда был рядом, никогда не оставляя меня одну, молчаливый и мрачный, готовый вытащить меня из самой отвратительной неприятности, в которую я угожу.
Но я не так уж и часто попадала в неприятности. Мне хотелось, конечно же, выглядеть перед Сергеем в самом лучшем свете.
Он вообще-то редко меня хвалил, но однажды сказал:
– Ты быстро учишься.
Странно так сказал, словно бы даже с неодобрением.
Я смущенно улыбнулась.
– Ты не рад? Я ведь буду такой же, как ты, совершенно необыкновенной. Ты не хочешь, чтобы я была такой?
Неужели ты думаешь, что я забуду тебя?
– Я пришла к тому, что сейчас, укрытая полами твоего плаща. Неужто ты думаешь, я забуду тебя?
Смогу тебя забыть?
Мой темноглазый друг, ты слишком наивен. Таких, как ты, не забывают. Их помнят. Их бережно хранят в памяти, каждый жест, каждый взгляд их хранят, самый звук их имени молчаливо берегут в темной глубине рта. Не произносят всуе и все же помнят.
До самой смерти помнят, темноглазый мой друг.
– Нет, я не боюсь. Ты, наверное, меня не забудешь. Многое будет тебе меня напоминать.
Я улыбаюсь. Как идиотка улыбаюсь, любой намек на нечто общее у него и меня мне приятен.
Мне так приятно просыпаться и идти на кухню варить ему кофе…
Мне так приятно болтать с ним о погоде, политике и лунах Юпитера…
Мне так приятно быть рядом с ним, просто быть, просто рядом…
– Но ты быстро учишься.
Это что, что-то значит?
Спрашиваю глазами.
– Конечно.
Что?
