поцеловал жену и нежно похлопал по щеке.
– Ты слишком высоко ставишь проповеди своего мужа, – заметил он. – Понимаешь ли, Долли, я читаю их прежде всего для бедняков. Если уж они поймут меня, то другие – и подавно. Надеюсь, мой простой стиль находит путь и к сердцу их, и к разуму…
– Почему же ты раньше не сказал мне, что он плакал. Ты так красноречив! – воскликнула Долли Дженнер. – Никто не умеет читать проповеди лучше моего мужа. В жизни не слышала ничего подобного.
Охотно верим, ибо за последние двадцать лет почтенная дама вряд ли слыхала более шести проповедей из уст других священников.
Обитатели Голден-Фрайерса горячо обсуждали возвращение Тоби Крука.
Доктор Линкоут заметил:
– Должно быть, немало ему довелось хлебнуть. Высох, как вобла, а мускулы крепкие. Служил, поди, в солдатах – выправка у него военная, а отметина над правым глазом – ни дать ни взять шрам от ружейного выстрела.
Другой бы спросил, как человек мог выжить после огнестрельной раны над глазом. Но Линкоут был врачом, и не простым, а военным – в молодости; кто в Голден-Фрайерсе мог тягаться с ним в делах хирургических? Жители городка сошлись во мнении, что та метка и впрямь была оставлена пистолетной пулей.
Мистер Джалкот, адвокат, «головой ручался», что Тоби Крук в долгих странствиях набрался ума, а честный Тэрнбелл, владелец «Святого Георгия и Дракона», задумчиво произнес:
– Надо подыскать Тоби работенку, чтоб было куда руки приложить. Пора делать из него человека.
В конце концов его назначили причетником церкви Голден-Фрайерса.
Тоби Крук исполнял свои обязанности на редкость добросовестно. Не вмешивался ни в чьи дела: человек он был молчаливый, и друзей у него не водилось. В компании держался особняком, любил прогуливаться в одиночку по берегу озера, пока другие играли в «пятерку» или в кегли, иногда заглядывал в «Святой Георгий» и, потягивая спиртное, с угрюмым видом прислушивался к общему разговору. Было в лице Тоби Крука что-то недоброе, а если к тому же у него не все ладилось, то он казался просто злодеем.
О Тоби Круке шепотом рассказывали немало историй. Никто не знал, как эти сплетни попали в город. Нет ничего более загадочного, чем пути распространения слухов. Словно разлили флакон с ароматическим бальзамом. Слухи разлетаются, подобно эпидемии, то ли от малейшего дуновения ветерка, то ли подчиняясь столь же непостижимым космическим законам. Рассказы эти, весьма расплывчатые, относились к долгому периоду отсутствия Тоби Крука в родном городке, однако так и не приняли мало-мальски определенной формы; никто не мог сказать, откуда они пошли.
В добром сердце викария не было места дурным мыслям. Если до него доходили рассказы о гнусном прошлом Тоби Крука, он не принимал их на веру, требуя доказательств. Таким образом, причетник нес свою службу без всяких помех.
В тот злосчастный вечер – подробности всегда вспоминаются после катастрофы – мальчишка, возвращавшийся
