видела, что Дилан абсолютно серьезна и очень напугана.
– Это мог быть кто-то из ваших знакомых, решивших подшутить над Микки. – Я попыталась вернуть девочку в реальность.
– Вовсе нет! – воскликнула она. – Когда Микки обернулся на ее зов, он увидел ее: в белой ночнушке и огромной белой фате, которая закрывала ее почти полностью. Но у нее были голые руки и босые ноги, а вы попробуйте сейчас выйти на улицу босой! Вы обязательно простудитесь! И кто бы стал это делать, чтобы только напугать Микки? Ведь звали по имени именно его.
Дилан перевела дух и продолжила:
– Но если это все вас не убеждает, то вот что еще было. Когда Микки обернулся к Джинни Харди, она стала читать ему стих, странный, страшный, он его не запомнил, но там повторялись «колокол», «мельница» и «мед». Микки твердил эти слова, когда на следующий день, перед тем как идти собирать сладости, рассказывал мне о случившемся. И еще Джинни Харди сказала, что заберет его. Я тогда не поверила ему, как и вы сейчас мне. Микки старше меня, и я решила, что он просто хочет меня напугать, Хэллоуин все-таки. Но он боялся, ему было очень страшно, я никогда его таким не видела. И все же он пошел с ребятами. И не вернулся домой.
Дилан отпила из стакана.
– Когда мы искали Микки первые пару дней, конечно, эта история про встреченный на улице призрак Джинни Харди напрочь вылетела у меня из головы. Но потом, возвращаясь после очередного прочесывания леса, я увидела в нашем почтовом ящике конверт. Мы редко получаем почту, поэтому я, конечно, сразу его достала и открыла: я уже во всем надеялась найти новости о Микки. На конверте не было обратного адреса, а внутри лежал один листок с напечатанными стихами. Теми самыми стихами.
– Оно у вас? Это письмо? – Я чувствовала, что голос у меня срывается: я погружалась в эту историю с головой.
– Нет, – помотала головой Дилан. – Кое-что еще случилось, и его у меня забрали. Но я хорошо его помню, стих небольшой.
Она прикрыла глаза и стала декламировать нараспев строки, которые я слышала и видела потом столько раз:
Колокол, мельница, хлопковый мед.
Каждый когда-то навеки уйдет.
Колокол бил меня голосом стали,
Мельница с медом меня добивали.
Я ухожу, но возьму их с собой,
Больше никто не узнает покой.
Дьявол смутится, а бог не поймет
Колокол, мельницу, хлопковый мед.
Стих был примитивный, но оттого обладал какой-то народной магией. Звучал как заклинание, заговор, колдовское внушение, простое, но казавшееся по-настоящему волшебным. Если ты впечатлительный подросток и услышишь такое от девушки в темном туманном переулке, поверишь во что угодно.
Но в этом стихе было то, что меня очень удивило. Назвать его выдающимся или талантливым язык не поворачивался. А ведь Джинни Харди считали, судя по всему, маленьким гением, – неужели это действительно ее стихи? Я спросила об этом Дилан.
– Знаете, я то же самое сказала Микки, когда он
