водолазка и черные джинсы. На голове – кепка, на шее – камера. Он усиленно работает руками и ногами, изредка оборачиваясь на погоню.
Весь коридор, забитый студентами, смотрит на нас, и мне кажется, что мы несем с собой тишину – там, где пробегает наша четверка, все замолкают и изумленно провожают взглядами. Потом кто-то орет:
– Это Лестерс! Это Дастин Лестерс!!!
И наша небольшая компания пополняется новыми любителями марафонов. Но, к счастью, подобных экземпляров на драматическом отделении Хартли немного, и следом за нами бегут всего лишь человек пять, пытаясь воплями остановить Лестерса. Тот же не отстает от фотографа. А фотограф, в свою очередь, не желает быть пойманным – несется со всех ног.
Мы преодолеваем этаж, скачем вниз по лестнице, как ненормальные зайцы, и выбегаем на улицу, на которой народа еще больше, чем в здании, – по крайней мере, на крыльце. Наша компания пополняется еще парой человек, но бежим мы так быстро, что никто не успевает вытащить телефон и заснять нас на камеру – по крайней мере, я надеюсь на это.
В какой-то момент увлеченный погоней Лестерс оборачивается, видит позади себя всю эту толпу и корчится, словно от боли. «Вот дичь!» – читается теперь на его лице, однако он и не думает останавливаться. Слишком дорога ему его репутация. А мне – моя.
Погоня продолжается по аллейке, я чувствую, как начинаю задыхаться, и как гудят мышцы в ногах, но не отстаю от Лестерса и даже сокращаю дистанцию между нами, тогда как Лилит на своих каблуках безнадежно отстает. Возможно, это потому, что у нее просто нет такой мотивации, как у меня.
Пытаясь увеличить скорость, я думаю, что здорово, как же мы не наткнулись на других журналистов, и тут, как назло, из-за угла выруливает толпа фанатов. Наши уши обжигают их восхищенные вопли. А проклятый папарацци зачем-то забегает в здание библиотеки. Мы несемся следом.
В холле библиотеки прохладно, светло и очень тихо, и мы, словно понимая, где находимся, бежим теперь в полной тишине. Я надеюсь, глупый журналюга заскочит в какой-нибудь читальный зал, и мы поймаем его, загнав в угол, но нет, он пересекает холл и забегает в пустой мужской туалет. Лестерс – за ним, и я – тоже. Только я успеваю закрыть дверь изнутри, чтобы вся остальная толпа не ломанулась сюда же. В дверь, естественно, начинают ломиться, но мне все равно.
Папарацци ловко выпрыгивает в открытое окно прямо на аккуратный газон. Лестерс – следом за ним. Я, собрав последние остатки сил, – тоже: сначала аккуратно спрыгиваю с подоконника, а затем тяну за собой гитару. Из-за этой заминки я бы наверняка отстала от погони, однако Лестерс все же напрягся. Напрыгнул на журналюгу, словно большая дикая кошка. И повалил на землю.
– Отпустите меня, я ничего не сделал! Вы нарушаете закон! – кричит папарацци, молодой мужчина лет тридцати со светлыми спутанными волосами.
Лестерсу плевать, что он там нарушает. Он сидит сверху, своим весом придавливая фотографа к земле и профессионально скрутив руки. И выглядит так, будто полицейский, который только что
