signs and Patents Act of 1988.
© Fearne Cotton 2021
© Перевод на русский язык, издание на русском языке. ООО «Попурри», 2024
Вступление
Как молчание стало возможностью заговорить громче
Мы редко думаем о своих внутренних органах, разве что когда видим их в высоком разрешении на экране медицинского оборудования. Меня больше волнует состояние моих волос с их секущимися кончиками, чем то, что творится в моей черепной коробке с ее вечно взбудораженным мозгом. Я трачу больше времени на мысли о белье для своей послеродовой груди, чем о сердце, которое бьется за чашкой бюстгальтера. Тем не менее я здесь, в ярко освещенном кабинете врача, с миниатюрной камерой в носовом проходе, направленной на гортань.
На экране – две мясистые складки, напоминающие раздвижные двери. Две полоски мышечных волокон, создающие мой голос. Я впервые вижу свои голосовые связки, хотя они у меня уже тридцать девять лет. Врач просит меня высокой нотой пропеть «и-и-и». Я делаю вдох и издаю низкий с придыханием звук, который мог бы дать фору неповторимому тембру Мэрилин Монро. Мои голосовые связки упорно стараются удерживать выдыхаемый воздух в нужном регистре, но что-то мешает им. И вот мы видим что – киста! Твердый маленький бугорок на левой складке, который не дает моим связкам смыкаться, зато дает мне голос, как у Рода Стюарта после ночного концерта.
За рождественские праздники 2019 года мой голос сильно сдал. Сначала мне казалось, что он звучит чувственно и интригующе, но к Рождеству Христову моя охриплость стала раздражающей. После пяти недель гадания, когда же мое горло прочистится, чтобы можно было вернуться к записи подкаста Happy Place, я поняла: надо что-то делать – и отправилась на обследование.
Таким образом, источник моих проблем с голосом был найден. Я с любопытством глазела на экран, пока врач рассказывал о моем новом маленьком друге. Он подчеркнул, что эти бугорки – кисты – часто встречаются у людей, чья работа связана с чрезмерной голосовой нагрузкой, но до сих пор точно не известно, как и почему они появляются. Затем доктор упомянул об операции, после которой положено две недели молчать или минимально задействовать голосовой аппарат, для того чтобы дать ему восстановиться.
Услышав эту новость, я испытала смешанное чувство дикой паники и огромного облегчения. Даже не знаю, какая из этих крайностей была сильнее. Судя по тому, что я помешана на контроле, паника, наверное, преобладала. Как, черт возьми, я буду контролировать свою жизнь без зычного голоса?! Он катализатор всех моих действий! У меня такая ненасытная жажда деятельности, что порой я говорю быстрее, чем думаю. Я отвергаю застой, избегаю праздности, смеюсь в лицо отдыху. Я не утверждаю, что это правильный подход к жизни, но он соответствует моим природным наклонностям.
Мой голос – мой рулевой; это полководец, мотивирующий войска тоном и громкостью. Тело и мозг просто выполняют его команды. Без моего голоса я была бы вынуждена находиться в свободном полете, доверять другим и ни о чем не беспокоиться. Для меня это неприемлемо, да и просто нереально.
В то же время наряду с паникой я испытала облегчение, поскольку постоянно быть в тонусе и держать все под контролем крайне утомительно. Может, ради интереса слегка ослабить хватку и дать порулить другим? Возможно, я познаю новый опыт, проясню ум, освежу мысли или просто отдохну, заряжусь новой энергией. Наверное, когда-нибудь я научусь расслабляться и мне понравится это состояние покоя и безмятежности.
Но две недели молчания! Целых две недели! Немыслимо! Я в жизни не молчала более двух минут. Хотя, если подумать, можно представить себя Адель, успешно перенесшей подобный опыт, или русалочкой Ариэль, отдавшей ведьме свой прелестный голос в обмен на человеческие ноги ради прекрасного принца. В любом случае в этой ситуации можно увидеть положительную сторону. Как бы то ни было, две недели молчания – это целая вечность. Мне просто необходимо разговаривать. Это мой конек и чуть ли не единственное, что я все время делаю.
В тот момент я осознала, насколько моя индивидуальность связана с моим голосом. Когда я прихожу в магазин, на меня никто не обращает внимания, но стоит мне спросить, где фасовочные пакеты, как все сразу оборачиваются. Мой голос стал узнаваемым, потому что он годами звучал у людей в домах, офисах и машинах, а позже, с появлением подкаста, помогал многим скрашивать долгие поездки и промозглые утренние пробежки. Если я дома, мой голос – это весьма эффективный инструмент поддержания порядка («Надень тапки!», «Не ходи по спинке дивана!» и тому подобное).
Знание того, что я могу сказать свое веское слово, дает мне чувство уверенности и ощущение твердой почвы под ногами. Как я буду чувствовать себя без этого? Я была не столько встревожена или расстроена диагнозом, сколько терзалась любопытством. Смогу ли я выдержать две недели полного молчания? Как я буду выражать свое мнение? Да и как, черт возьми, эта киста там появилась?!
Возвращаясь в такси домой с растерзанным камерой носом и онемевшим
