форточки летел дождь, сыпал на макушку, от заляпанного абажура по лицам бегали тени. Булькали в кастрюле макароны, шкварчала яичница, и Галка сделала вид, что просто дожидается очереди на закопченную сковороду. Порой мысли о маме становились такими удушающими, остро-режущими, глушащими, что Галка застывала посреди тротуара и не могла ни сдвинуться, ни моргнуть, легкие будто слипались в груди. Желудок выкручивало рвотными спазмами, и Галка пыталась отвлечься: разглядывала лица и витрины, асфальт в глубоких трещинах, пыльную траву у разбитого бордюра или сметенную листву. Порой это помогало ей сдвинуться, доковылять до ближайшей урны и, схватившись за липкие края руками, выплюнуть и обед, и желудочный сок, и страхи.
Сегодня прием не сработал. Звон тарелок, хохотки, чужие разговоры.
Галка чувствовала себя среди них, молоденьких, совсем одинокой.
Она приглядывалась к волосатым предплечьям и веснушкам на бледной коже, к всклокоченным волосам и помятым от подушек лицам, но слышала голоса будто бы через тонкую пластиковую перегородку. Улыбалась кому-то невпопад, пробовала заговорить, но ее почти не замечали. Соскребли подгоревшие яйца и свалили белок с расплывшимися кляксами желтка в общую миску, заодно сунули сковороду под воду, и Галка пошла ее мыть. Долго держала пальцы под ледяной водой, потом терла нагар губкой с теплым моющим средством, не слушая, как кто-то в ее голове вспоминает молодость в большом малосемейном общежитии неподалеку от казахских степей.
Хорошо, что Галка купила вареной колбасы, теперь ее можно было долго жарить на огне, влезать в разговоры – настоящие, человеческие. Розовые ломтики поджаривались и шкварчали, но Галка понимала, что ей сейчас кусок в глотку не полезет. От колбасы пахло тошнотой.
Срочно требовалось с кем-то поговорить.
Дана не отвечала – Галка набрала раз, другой и между долгими, тянущимися гудками с улыбкой переложила на чужую тарелку колбасу. Кристине звонить смысла не было, Машка едва могла разобраться со своими проблемами, нечего ей, маленькой, голову забивать. Да и маму беспокоить не хотелось, голос ее мог оказаться пресным и пустым, Галка боялась услышать в трубке этот голос.
Вспомнилась Людмила, Людоедик. Она сидела на отцовской кухне, чихала без конца и большой ложкой собирала кабачковую икру из банки, а Михаил Федорович разводил ей малину в кипятке и улыбался, слушая, как она гонит его прочь, – еще заболеть не хватало. Маленький Людоедик, улыбающийся так искренне и открыто, во всю свою детскую душу.
– Не переживай ты, – с набитыми щеками сказала Людмила, оказавшись вдруг на общажной кухне. – Все наладится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской
