style="font-size:15px;"> Лучше всего отвлечься от напряжения мне помогала прогулка. Я обошел вокруг здания и вернулся в холл. Несколько наших ребят сидели с местными и внимательно их слушали.
Я решил тоже послушать рассказы бывалых воинов, получивших ранения в бою. Я подошел и молча присоединился к их тусовке, сидящей за несколькими сдвинутыми столами. Наши распотрошили свои пайки и угощали местных. По кругу ходила кружка с чифирем. Какой-то боец задрал штанину и показывал следы от осколочных ранений двум парням из нашей группы:
– Там пиздец, братва! Жопа! Хер голову из окопа высунешь! со мной из отряда записалось сто человек. Месяц, и половина – «двести». В Соледаре почти весь взвод стерся, – взахлеб рассказывал зек с выпученными глазами.
К нам подошел доктор в белом халате. Рассказчик, увидев его, замолчал.
– Бля! Я же вам сказал тут не устраивать «блат-комитет»! Нахуя вы тут лапшу этим на уши вешаете? Не слушайте их. Эти уебаны вам еще не такое расскажут, – не стесняясь в выражениях стал орать он.
– Доктор, что ты кричишь? Мы ребятам рассказываем о том, как дела обстоят, а ты орешь, как подорванный.
– Предупреждаю в последний раз, – строго и по слогам сказал доктор, – ещё раз вас тут застану – выпишу! Поедете обратно недолеченными.
– Ясно, ясно… – раненые стали собирать еду и пошли на улицу.
Доктор повернулся к нам:
– Все, что они говорят, можно поделить на сто двадцать пять. Они тут гасятся, чтобы время контракта шло быстрее. Раны свои расковыривают.
– Каким образом? – удивился я.
– Это не самострелы. Они не дебилы, чтобы стрелять в себя и подставляться под «вышку». Как бы вам объяснить? Допустим, идет обстрел. Он руку из окопа вытаскивает и ему осколками попадает по руке. И все! Он «трех-сотый». Идет на эвакуацию. Их задача пропетлять тут полгода. На фене это называется «замастыриться» и «съехать на больничку».
Я испытывал смешанные чувства по отношению к происходящему. Бойцы из моей группы тоже смотрели на доктора с выпученными глазами. С одной стороны, не было повода не верить доктору, но это звучало неправдоподобно и дико.
Я впервые столкнулся с бойцами ЧВК, которые были привлечены к боевым действиям из мест лишения свободы. Мои фантазии об элитном подразделении подверглись очередному штурму суровой реальности. Доктор попрощался с нами, пожелал всего хорошего и ушел.
– «Констебль», как думаешь, кому из них можно верить? – спросил у меня «Роджер» – парень, приехавший вместе со мной.
– Себе. Попадем туда и все узнаем. По моему опыту, всегда находятся «герои». Те, кто любит рассказывать красивые байки о войне. Люди, которые реально были в аду и реально воевали, чаще всего скромно молчат или рассказывают без лишнего пафоса и драматизма. Слова «пафос» и «драматизм» тебе понятны? – уточнил я раздраженно.
– Да, понятны.
Я понимал, что мужики не виноваты. Им просто было страшно, и они хотели знать, как там всё устроено. Я и сам хотел это знать и надеялся,
