Бретани.
– Там вечно идет дождь.
– Может, и так, но детки все равно появляются на свет. Мой отец был военным, и мы скоро переехали. Его то и дело переводили.
– Значит, военный заделал кюре… Гм, гм, редкий случай.
Смех отца Седрика отражается от стен. Элвис все мурлычет и мурлычет. Он дни напролет поет песни о любви, но сам, насколько мне известно, романов никогда не заводил.
Ноно зовет: «Виолетта! Оставь своих кукол, кто-то стучит!»
Я бросаю тряпку на лестницу и иду открывать посетителю, который наверняка ищет могилу.
На пороге стоит комиссар. Он впервые пришел со стороны улицы. Без урны. Прическа со времени нашей последней встречи не стала аккуратнее. От него все так же пахнет корицей и ванилью. Глаза блестят, как будто он плакал, но дело наверняка в усталости. Он застенчиво улыбается. Элвис закрывает окно, и скрип рамы заглушает мое ответное приветствие.
Комиссар замечает сидящих за столом Ноно и отца Седрика. Он спрашивает: «Я помешал? Могу зайти позже…» Я отвечаю: «Не стоит, через два часа у нас похороны, и я буду занята».
Он кивает и входит. Здоровается за руку с Ноно, Элвисом и священником.
– Знакомьтесь, – говорю я, – это Норбер и Элвис, мои коллеги, и наш кюре Седрик Дюрас.
Полицейский представляется, и я впервые слышу его имя и фамилию: Жюльен Сёль. Трое моих приближенных встают, и Ноно кричит: «До скорого, Виолетта!»
Я называю себя: «Меня зовут Виолетта. Виолетта Туссен».
– Я знаю… – отвечает комиссар.
– Но как?..
– Сначала я думал, что Туссен – прозвище. Шутка.
– Шутка?
– Согласитесь, Туссен – нетривиальная фамилия для смотрительницы кладбища.
– Вообще-то, моя фамилия – Трене. Я – Виолетта Трене.
– Трене идет вам больше.
– Туссен… Это была фамилия моего мужа.
– Почему «была»?
– Он исчез. Просто взял и испарился. Ну, не как джинн, конечно. Просто одна из его отлучек затянулась.
– Мне это известно.
– Откуда?
– У мадам Бреан не только красные ставни на окнах, но и длинный язык.
Я иду мыть руки. Выдавливаю на ладони несколько капель жидкого мыла с запахом розы. У меня все пахнет пудровой розой: свечи, духи, белье, чай, бисквиты, которые я люблю макать в кофе. Вытерев руки, я мажу их кремом с ароматом роз. Я много вожусь в земле, ухаживаю за цветами, так что приходится защищать пальцы. Ногти я перестала грызть тысячу лет назад, и руки у меня теперь красивые.
Жюльен Сёль оглядывает белые стены, вид у него озадаченный. Элиана сидит рядом, и он ее гладит.
Я наливаю гостю чашку кофе, пытаясь угадать, что ему наговорила мадам Бреан.
– Я написал речь для матери.
Комиссар достает из внутреннего кармана конверт и прислоняет его к копилке.
– Вы проехали четыреста километров,
