жиров, такая-то щелочная составляющая. Правильно?
– Мы все это знаем.
– Но ведь кислотно-основные балансы и все процентные соотношения, присущие каждому из нас на Станции, занесены в главное досье, там внизу. Не так уж сложно кому-нибудь взять и ввести в «память» Гончей некую частичную комбинацию, чтобы она реагировала, например, на определенные аминокислоты. Это объяснило бы то, что произошло со зверем несколько секунд назад. Она среагировала на меня.
– Чертовщина какая-то, – пробурчал Капитан.
– Она была раздражена, но не разъярена до предела. Кто-то настроил часть ее «памяти» таким образом, чтобы Гончая рычала, когда я к ней прикасаюсь.
– Но кто бы стал это делать? – удивился Капитан. – У тебя здесь нет ни одного врага, Гай.
– Насколько я знаю, нет.
– Ладно, завтра техники проверят Гончую.
– Она уже не первый раз угрожает мне, – сказал Монтаг. – В прошлом месяце это случалось дважды.
– Все исправим, не волнуйся.
Но Монтаг не двигался с места. Он стоял и думал о вентиляционной решетке в прихожей своего дома и о том, что за ней спрятано. Если кто-нибудь здесь, на пожарной станции, узнал про вентилятор, разве не мог он «рассказать» об этом Гончей?..
Капитан подошел к люку и вопросительно взглянул на Монтага.
– Я все думаю, – сказал Монтаг, – о чем это Гончая размышляет по ночам в своей конуре? Может, она готовится к тому, чтобы и впрямь начать бросаться на нас? Прямо мороз по коже, как представишь.
– Она не думает ни о чем таком, о чем, по нашему мнению, ей не следовало бы думать.
– Вот это и печально, – тихо проговорил Монтаг. – Потому что все, что мы вложили в нее, – это охота, поиск и убийство. Позор, что ничему другому она уже никогда не научится.
Битти, не удержавшись, фыркнул.
– Черт подери! Да наша Гончая – прекрасный образец мастерской работы. Добрая винтовка, которая может сама найти мишень и при каждом выстреле гарантирует попадание в яблочко.
– Потому-то я бы и не хотел быть ее очередной жертвой, – сказал Монтаг.
– А в чем дело? У тебя что, совесть не чиста?
Монтаг быстро посмотрел на Капитана.
Битти стоял рядом и не сводил с него пристального взгляда, потом его рот открылся, и стало ясно, что Капитан тихо, едва слышно смеется.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь дней. И столько же раз, выходя из дома, он обнаруживал в мире присутствие Клариссы. Один раз он видел, как она трясет ореховое дерево; другой – что она сидит на газоне и вяжет синий свитер; три или четыре раза он находил то букетик поздних цветов на своем крыльце, то мешочек с горстью каштанов, то несколько осенних листьев, аккуратно пришпиленных к листу белой бумаги, который был приколот чертежной кнопкой к двери дома. Каждый вечер Кларисса провожала его до угла. Первый день был дождливым, второй – ясным, третий – очень
