судя по тому, что вокруг творилось…
В любом случае, просыпался Буурал зря, но другого выхода не было все равно. Или просыпаться самому или сапогами тебя разбудят. Под ребра – кияй, кияй… Из сапога хороший будильник получается – строгий, но быстрый.
Проснувшись, Буурал подолгу с тоскою глядел в мокрое бледное небо. В лесу небо было плохо видно, его все время закрывали от глаз ветки. От этого небо сделалось рваным и мохнатым. Вестей с неба не доходило никаких, сколько ни смотри – только дождь иногда накрапывал, падал на лицо солеными каплями.
Буурал поначалу удивлялся – почему дождь соленый, слизывал капли языком. А потом вдруг понял – это не дождь соленый, это щеки соленые. А щеки соленые оттого, что он во сне все время плачет. Прекращал он плакать только тогда, когда боевики по утрам выкрикивали «Аллах акбар!»
Обычно-то они в лесу старались не кричать, говорили вполголоса, чтобы «Вымпел» не накликать. Но для аллах акбара делали исключение. Считалось, что аллах акбар не может быть услышан неверными. Напротив, от имени Всевышнего все гяуры, сколько их ни есть, оглохнут, повалятся на землю вместе со своими автоматами, и их раскатает в свиную лепешку. Бууралу иногда казалось, что даже в Аллаха не все боевики верят, а вот в лепешку верили все до единого. Потому и аллах акбар кричали громко, дико, не стеснялись.
Временами Буурал и сам начинал чувствовать себя свиной лепешкой. Особенно по ночам, когда вокруг устанавливалась непроглядная темень, и казалось, что в кустах змеями шуршат бойцы «Вымпела», чтобы перерезать всех, всех без разбору – и своих и наших. Это сами чеченцы себя так звали: наши. А Буурал звал их «ваши», но про себя, вслух ума хватило не говорить – не оскудела еще сапогами под ребра чеченская земля.
И вот Буурал лежал ночью на земле, распластавшись в лепешку от действия аллах акбара. Лежал и слушал, как, неслышный, ползет во тьме «Вымпел». Он полз, чтобы перерезать его, Буурала и всех остальных тоже, пока они спят, и на горле у каждого тикает маленькая голубая жилка.
В первые дни, как их только взяли в плен, Буурал все надеялся, что ночью появится «Вымпел», боевиков перебьют, а их освободят. Однако дни шли за днями, «Вымпел» все не шел. И тогда Буурал стал думать, что, наверное, никакого «вымпела» и вовсе нет в природе, что этот «вымпел» придумали в Главном разведывательном управлении, чтобы российским солдатам было веселее в плену. Конечно, если бы он такое высказал в части, ему бы кровянку пустили свои же сержанты: «Как, жопа, нету вымпела? А что же тогда есть? На тебе, на, получи!»
Потому что, если и есть в современной армии что святое, то это не Родина-мать, и не березки, за которые любой боец готов лечь в братскую могилу. Святое в армии – это как раз вымпел, альфа и прочее ФСБ. Святое – это особист и верность генеральской линии – так это у них называется. Потому что это они супермены, они зрят всевидящим оком и прозревают все насквозь, они защищают нашу землю, в то время как обычный боец только и способен, что лечь удобрением под пятнистые, как снежный барс, березы.
Но Буурал уже несколько дней был в плену, и в мозгу его, как микроб, проснулось и заворочалось свободомыслие. И он уже думал, что вымпел – это выдумка, альфа – выдумка, а, может, даже и политрук, с его хлюпающим гриппозным носом – тоже выдумка. Или, вернее говоря, сказка, которая сама себя рассказывает, чтоб боец не врага боялся, а его, политрука.
Но однажды Буурал подслушал, как боевики разговаривают про вымпел между собой. Они говорили про вымпел с ненавистью и страхом. Они, конечно, убеждали друг друга, что вымпела нисколько не боятся. Но как раз по этим словам Буурал и понял, что вымпел есть, он повсюду, и от этого боевикам все время страшно.
Раскусив эту хитрость, и сам Буурал тоже стал бояться вымпела. Он догадался, что спецназовцы появятся и перережут всех, не разбирая, кто свой, кто чужой. Зачем же резать всех без разбору? – спросит кто-нибудь, с кем Буурал не знаком. Во-первых, на всякий случай, чтобы не рисковать. Во-вторых: а разве в обычной жизни иначе бывает? Во всяком случае, если бы Буурал был спецназовцем, он бы так бы и поступил. Перерезал всех и – под березки, упревать.
Но пока вымпел все не шел, и жизнь потихонечку продолжалась – в длинных дневных переходах по горам сквозь лес, под сенью вечно мокрых ясеней и жимолостей.
Кроме Буурала в плену у боевиков оказалось еще двое русских ребят – всего значит, три, святое число. Непонятно было только, что делать с этой святостью, если даже воды им вволю не давали. Но вода ничего, воду можно было с листьев слизывать.
Однажды за этим занятием его застал старший группы, угрюмый абрек Абдулкерим. Пару секунд он мрачно наблюдал за Бууралом. Тот, застигнутый врасплох, улыбнулся искательно:
– Я – как лось…
– Баран ты, а не лось, – отвечал Абдулкерим и пошел прочь по своим чеченским делам.
Буурал на него
