снег?
А красным и зеленым? Он может зажечься золотистой искрой и вспыхнуть оранжевым пламенем, но все это – не просто так. Все это происходит от мельтешения огней наверху – неоновой рекламы, лампочек на домах и деревьях, разноцветных фонариков и ярких фар проезжающих мимо машин. Опять же, луна и звезды, как отмытые по случаю праздника, тоже добавляют красок в этот фейерверк. Завтра Рождество, а сегодня вечер для вкусной еды, нарядной елки, назойливых песенок, конфет, орешков, блестящей мишуры и семейного единства. Плохо в эту ночь быть одиноким. Еще хуже умирать, но и рождаться, я вам скажу, не легче, как, впрочем, в любой другой день года и века. И не важно, сколько людей вокруг, большой это город или маленькая деревенька, ведь никто не поможет, даже самый хороший доктор, если… Если Они не пришли.
Они сидели в опустевшем ресторанчике провинциального города. Наконец им удалось встретиться. Не виделись вечность. Последний раз их пути пересеклись очень давно, тоже под Рождество, но сейчас трудно было вспомнить, когда именно. Официантка собирала посуду и елозила по столу мокрой тряпкой. Крошки сыпались на их колени, но этого она не замечала. Подхватив поднос, полный грязных тарелок, женщина тяжело распрямилась. Ее крупное тело натянуло одежду, и вдруг, ойкнув, с грохотом опустила поднос на стол, обхватив руками провисшую грудь. Пошарив по спине, попыталась нащупать расстегнувшуюся застежку лифчика, но не удалось. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что ресторан пуст, она опустилась на стул и просунула руки под свитер. Застежка выскальзывала, не поддавалась, как вдруг сама собой застегнулась. Ей показалось, что рядом послышался смех. Звякнули на окне стеклянные сосульки, мигнули лампочки, и официантка вскочила как ужаленная. Она посмотрела на стул, даже пощупала его. Стул был скользкий и холодный, как положено пустому пластиковому стулу. Но что-то все-таки было странным. Еще раз осторожно присев, опять с криком подпрыгнула – ее пухлый зад коснулся мягкой поверхности.
Они не могли сдержать смех. Тот, который был черноволос и черноглаз, противно скалился, а кудрявый блондин с ясными, светлыми глазами утирал слезы. Их рассмешило глуповатое изумление на лице официантки, ее полезшие на лоб брови и отвалившаяся челюсть. Она их не видела, но чувствовала. Светлоглазый перестал смеяться первым.
– Ладно, – сказал он дружку, – пошутили и хватит. Видишь, как ее напугали. Бедная, славная, сегодня с утра ее день не заладился, как, впрочем, вся жизнь с рождения. А ты еще добавил с этой застежкой…
– Жрать надо меньше, – зло бросил в ответ брюнет, – вот сиськи и не будут выпрыгивать.
– Но ведь это ты расстегнул, я твои шуточки знаю. Вечно ты пакостничаешь. А правда, она хороша? Не находишь?
Черные воронки зрачков втянули волнистый силуэт женщины.
Не нравится, – отрезал он.
Ночные тени легли на худое лицо, он посмотрел на друга и мрачно произнес:
– Мужа
