не оглядываясь на Саню, временами что-то бормотал, иногда запрокидывал голову в небо, помахивал свободной рукой и, наверное, не переставал улыбаться своей идиотской улыбкой. Они несколько раз сворачивали, вышли уже на окраину посёлка, и Саня было подумал, что дело может окончиться ночёвкой на улице. С какой радости он вообще поперся с этим полоумным дедом смотреть какую-то квартиру? Сейчас окажется, что никакой квартиры нет, на электричку он не успеет – и что? На автовокзале спать на скамейке?
– Слышь, старый, – окликнул Саня деда. – Ты куда ведешь-то? Где твоя квартира?
– А уже пришли, пришли… – запел дед.
Саня понял, что дело плохо, поскольку поблизости никакого жилья заметно не было. Они шли мимо двухэтажных выселенных домов, похожих на старые дачи. В некоторых были даже веранды. Ни одно окно не светились, стекла были пыльные, входные двери подъездов без ручек, давно и наглухо забитые. Однако дед свернул к одному из этих домов, прошёл мимо подъезда, обогнул ветхое строение и по заросшей травой, едва набитой тропинке вывел Саню к следующему дому, почти такому же – в два этажа, с совершенно темными окнами…
– Вот и дошли, дошли, – тонко-скрипуче пел дед, роясь в сумке.
Он достал ключ, отпер дверь подъезда, и они вошли внутрь. Дед привычным движением поднял вверх правую руку и щёлкнул выключателем. Подъезд осветился тусклой лампочкой. Перед ними была узкая лестница в три ступени, вход в квартиру с лестничной площадки. Ещё был второй этаж. Дом был совершенно глух и мёртв. В застоявшемся воздухе пахло сырой старой штукатуркой, плесенью. Дед поднялся по ступенькам, стуча своими толстыми подошвами, и отпер деревянную дверь квартиры. Вошёл, включил свет. Саня стоял у открытой подъездной двери, наблюдал как пространство перед ним постепенно освещается тусклыми лампами – сперва подъезд, потом чрево квартиры. Дед же между тем уже исчез в прихожей и, видимо, прошел дальше в комнату. Саня поднялся в квартиру. Уже в прихожей стало ясно, что в квартире не живут много лет. Нижняя часть овального зеркала в прихожей откололась и исчезла, демонстрируя рассохшееся деревянное основание. Крючки для одежды были пусты. Цвет обоев было сложно угадать, так как местами никаких обоев не было и торчали потрескавшиеся шматы штукатурки, а где они обвалились – тонкий деревянный штукатурный каркас ромбиками. Остатки обоев были засалены тысячами прикосновений, и сквозь тёмный цвет поступали какие-то завитки узоров. Пол был весь дощатый, со слезшей краской в тех местах, где больше ходили. Плинтусы были частично выломаны, и в этих местах у стен зияли отверстые щели. А дед уже гремел чем-то в ванной, и когда Саня заглянул туда, увидел в руках у старика спички. Перед ним была газовая колонка, которую дед и собирался разжечь.
– Ну вот и лааадушки, вот и хорошо… Вот так колонку растопишь, водичка горячая будет… – пищал старик. – А ты, пожалуй, прям тут и оставайся, – продолжал хозяин, показывая на низкий топчан в большой комнате. – А за деньгами я скоро зайду…
Вот
