на такую встречу и именно в район улицы Богомольца (правительственный квартал). Шла, потому что такси вызвать было невозможно. Вернее, вызвать-то можно было, но обледеневший склон – Шелковичную улицу – преграждали баррикады и блокпосты. Поэтому приходилось подниматься пешком. Сама баррикада и блокпост выглядели просто жутко: железная клетка, внутри и вокруг которой стояли непонятные люди в непонятной одежде. Балаклава тогда еще не утвердилась в качестве символа украинского протеста, формы и шевронов различных «сотен самообороны Майдана» тогда тоже не существовало. Так что мирные демонстранты, перегородившие дорогу, выглядели довольно причудливо. Кто-то был в обычной одежде, другие – вероятно, это были обитатели палаточного городка – вызывали стойкую ассоциацию с изображениями немцев под Москвой зимой 1941 года: в стоптанных сапогах, замотанные в шарфы и платки, в бомжатских куртках. Эстетизация украинского протеста тогда еще не началась. А может, и наоборот, кошмарный вид защитников европейского выбора Украины и свержения существующего режима призван был продемонстрировать истинную народность протеста.
Обойти баррикаду можно было только по узкой обледенелой тропинке. Я так боялась свалиться с нее вниз, что мой сосредоточенный вид не вызвал у часовых желания пообщаться со мной. Хотя я видела, как они останавливали и опрашивали несколько мужчин и женщин, отбирая их по только им ведомым критериям. Правда, я не заметила, чтобы кого-нибудь не пропустили. Вечером того дня в Фейсбуке появилось несколько историй, рассказанных жителями немногих жилых домов в правительственном квартале о том, как молодую женщину, спустившуюся на Бессарабку за молоком, не пропустили к грудному ребенку, как к пожилому человеку не смогла проехать скорая помощь, и он умер от инфаркта и т. д.
Сторонники Майдана активно опровергали такие сообщения, отмечая, впрочем, что мажорам из правительственного квартала (один из самых дорогих районов Киева) так и надо. Как часто бывает в таких украинских Фейсбук-дискуссиях, те, кто доказывает отсутствие чьих-то античеловеческих помыслов и действий, сами же и подтверждают их своим отношением к реальным или мнимым жертвам. См., например, позднейшую логическую схему: украинская армия не обстреливает мирное население Донбасса; да и нет там никакого мирного населения.
Так или иначе, имена этих мнимых или реальных жертв первых дней декабря 2013 года остались неназванными, поэтому было это правдой или антимайданным пиаром, мы не узнаем никогда.
Я же, зайдя 2 декабря в магазинчик на Богомольца, услышала, как продавщицы объясняют зашедшему в магазин покупателю, что хлеба и молока пока нет, потому что грузчики вынуждены нести ящики с Бессарабки в руках. И продавать хлеб и молочные продукты будут только совсем уж немощным жителям микрорайона, потому что сколько продлится блокада, непонятно никому.
Мой деловой разговор в тот день не получился: участники встречи ждали событий и постоянно следили за новостными сайтами и стримами. А разговаривали, разумеется, только о Майдане. В течение следующих
