над Мариной
Ангел Помаил, обычно поминаемый перед сном, стоял на капители Александровской колонны и смотрел, как ветер пытается повернуть вспять могучую северную реку.
В кафе на набережной сидела женщина и наблюдала за тем же. Ее желтые волосы лежали на плоскости ветра, как крылья в парении. В белой фаянсовой чашке дымился маленький двойной.
Чем крепче ветер, тем легче понять, насколько ты хрупок перед мышцей Господней – подумала женщина.
Ангел одобрительно улыбнулся.
Женщину звали Мариной, и имя это подходило не только сегодняшней штормовой погоде, но и удивительному свойству ее глаз, которые меняли цвет от бирюзы до индиго. Глаза плавали по ее лицу, яркие, как тропические рыбы.
Ветер сбивал волны в отары и гнал на альпийские пастбища Ладоги, но овцы не желали повиноваться и превращались в барашки.
Река разевала рот, крутила водовороты. Ветер бросал в них все, что попадалось под крыло: забытые на столе бумаги, солонку, перечницу, телефонные квитанции и маленькую белую чашку.
Марина встала из-за стола. Буфетчик развел руками. Ангел на колонне напевал колыбельную, он знал, что летом свет долог и обманчив, а детям давно пора спать.
Сон был основным занятием Марины. Ночью она пыталась справиться со своими сновидениями, днем – обучала этому других. Она работала на кафедре онейрологии в Институте мозга, обслуживала похожий на паука блестящий прибор, предназначенный для провокации люсидентности, управляемых снов. Марина называла своего паука взломщик. При определенном навыке оператора серебряный жук раскалывал скорлупу сновидения, не касаясь его нежной сердцевины. Спящий в этот момент осознавал, что он всего лишь спит и ему все позволено. Можно все.
Марине было знакомо это раскручивающееся винтом от низа живота к горлу ощущение. Первый раз в управляемом сне она стала скифским оленем и скакала, скакала, пока не уткнулась золотыми рогами в облако.
Она могла бы превратить облако в камень или в плодовое дерево. Марине пришло в голову его съесть.
Она не пыталась толковать свои потусторонние приключения, как не стала бы искать иного смысла в прогулке в ветреный день вдоль реки или во внезапном звонке подружки. Память уравнивала сон и явь. То, к чему можно возвратиться в воспоминаниях, – это и есть твоя жизнь. Атлас личности. И не имеет значения, в каком физиологическом состоянии происходило то или иное событие твоей биографии.
Но, с другой стороны, убийство, совершенное во сне, – это всего лишь дурные помыслы или само убийство? Иными словами, смертный ли это грех?
Марина не хотела думать о том, что переживает во сне очередной пациент, когда царапает простыни, скалится и закатывает глаза. Но тот, кто ложился под взломщика, был обязан подробно описывать свои метаморфозы.
Марина записывала эти рассказы на диктофон и потом расшифровывала запись, не без некоторых литературных излишеств
