в особенности тем, как живет русская деревня. На это наталкивали очерки В.В. (Воронцова), Глеба Успенского, Энгельгардта, Скалдина. До знакомства с сочинениями Маркса, Энгельса, Плеханова главное, подавляющее влияние имел на меня только Чернышевский, и началось оно с «Что делать?». Величайшая заслуга Чернышевского в том, что он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер, каковы должны быть его правила, как к своей цели он должен идти, какими способами и средствами добиваться ее осуществления. Перед этой заслугой меркнут все его ошибки, к тому же виноват в них не столько он, сколько неразвитость общественных отношений его времени. Говоря о влиянии на меня Чернышевского как главном, не могу не упомянуть о влиянии дополнительном, испытанном в то время от Добролюбова – друга и спутника Чернышевского. За чтение его статей в том же «Современнике» я тоже взялся серьезно. Две его статьи, – одна о романе Гончарова «Обломов», другая о романе Тургенева «Накануне», – ударили, как молния. Я, конечно, и до этого читал «Накануне», но вещь была прочитана рано, и я отнесся к ней по-ребячески. Добролюбов выбил из меня такой подход. Это произведение, как и «Обломов», я вновь перечитал, можно сказать, с подстрочными замечаниями Добролюбова. Из разбора «Обломова» он сделал клич, призыв к воле, активности, революционной борьбе, а из анализа «Накануне» настоящую революционную прокламацию, так написанную, что она и по сей день не забывается. Вот как нужно писать! Когда. организовывалась «Заря», я всегда говорил Староверу (Потресову) и Засулич: «Нам нужны литературные обзоры именно такого рода». Куда там! Добролюбова, которого Энгельс называл социалистическим Лессингом, у нас не было. [Валентинов Н. Встречи с Лениным. // Вождь: (Ленин, которого мы не знали). Саратов, 1992. С. 39—42].
1906 г.
Весело жить в такое время, когда политической жизнью начинают жить народные массы. [13, 174].
1908 г.
Против того, что я считаю ересью у своих друзей, я выступаю так же решительно, как против вас. [17, 257].
1911 г.
Без книг тяжко. [48, 85].
Если не можешь больше для партии работать, надо уметь посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги. [Мельниченко В. Е. Феномен и фантом Ленина. М., 1993. С. 176].
1912 г.
Глупый народ – чехи и немчура. Английских перьев нет, только «своего» изделия, дрянь страшная. [55, 204].
Из Парижа я нынешним летом забрался очень далеко – в Краков. Почти Россия! И евреи похожи на русских, и граница русская в восьми верстах (…), бабы босоногие в пестрых платьях – совсем как Россия. [55, 328].
1913 г.
Резолюции, говорят, из всех видов литературы самый
