на щеколду, осторожно посмотрелся в зеркало: на Федора Семеновича взирало его собственное лицо, без какой-бы то ни было бороды, с тонкой линией бровей и тонким изящным носом, с небольшой горбинкой, совершенно, впрочем, его не портящей…
Обитель блаженства
Дмитрий Филимонович, навернувши две тарелки огненного борща под графинчик ледяной водочки, теперь возлежал на диване и, лениво почесывая пузо, с довольной улыбкой мурлыкал легкомысленную мелодию.
Все его существо лучилось умиротворением и блаженством, так что загляни в данную минуту к Дмитрию Филимоновичу какой-нибудь относительно завистливый человек, то от такой лучезарной картины того непременно хватил бы удар, и в мире стало бы одним завистливым человеком меньше.
Но, к счастью, ничего подобного не произошло, и к Дмитрию Филимоновичу в эту минуту не заглядывал даже человек вполне приличный и положительный. Разве что кот Перикл, икая от съеденного горшка мясной каши и крынки свежей сметаны, с трудом взобрался на диван и, пристроившись в ногах Дмитрия Филимоновича, широчайше зевнул и, повернувшись на спину, сладчайше захрапел.
Так что, ничего не нарушало блаженного состояния Дмитрия Филимоновича, посему вскоре его мурлыканье легкомысленной мелодии плавно завибрировало в унисон храпу Перикла.
Ну и мы, пожалуй, не станем нарушать сей идиллии, и, взявши в одну руку шляпу, а в другую штиблеты, тихо встанем со стула и на цыпочках покинем обитель блаженства, стараясь не стучать о паркет ногтями, предательски выглядывающими из прохудившихся носков.
Обознался
– А! Вот вы-то, Кубышкин, мне и нужны!
– Прошу прощения?
– Напрасно, Кубышкин! Это поздно и совершенно бессмысленно!
– Да, но я…
– И не надо оправдываться, мне тут! Обгадились, так и ведите себя как мужчина!
– Да что вы…
– И не смейте меня перебивать! Вы вообще должны стоять молча и полыхать в пламени огромного стыда!
– Но послушайте…
– И слышать ничего не хочу! Все что вы, Кубышкин, можете мне сказать, я и так знаю наперед! И не надо вращать на меня глазами! Теперь придется отвечать не передо мной, а перед всей общественностью! Вот тогда и посмотрим, что на самом деле представляет собой ваша пакостная душонка!
– Да выслушайте же меня, наконец!..
– Вы еще смеете повышать на меня голос?! Да это совсем уже верх наглости! И если я еще и думал над тем, чтобы сделать вам снисхождение, то теперь об этом и речи быть не может! Будете расхлебывать полной ложкой! Вам ясно, Кубышкин?!
– Да кто вы такой, черт возьми?! Да что вам нужно от меня, в конце концов?! Какой к чертям собачьим Кубышкин?! Вы совсем офонарели тут что ли?!
– Так значит вы не Кубышкин?
– И даже никогда
