Однако за годы работы в Варшаве посланник Штрандман проявил себя последовательным сторонником развития отношений с Польшей[545]. После своего избрания О. Штрандман выразил намерение нанести в феврале 1930 г. государственный визит в Варшаву (главной целью визита считал укрепление военных связей с Польшей[546]).
Сообщение о предстоящих переговорах в Варшаве было воспринято Москвой, как попытка воскресить идею создания Большого Прибалтийского блока (Польша, Латвия, Эстония и Финляндия). 21 января 1930 г. Стомоняков пригласил к себе эстонского посланника Ю. Сельямаа и заявил ему, что советской стороне приходится сожалеть об «опрометчивом» решении эстонского правительства, «которое набрасывает новую тень» на отношения Ревеля и Москвы. Посланнику было буквально заявлено следующее: «Мы никогда не требовали от Эстонии, чтобы она ориентировалась на нас, или чтобы она вела нашу политику. Мы не только искренне примирились с независимостью Эстонии и Латвии, мы постепенно пришли к непоколебимому убеждению, что в наших интересах, чтобы наши транзитные пути на запад находились в руках действительно самостоятельных и ни от кого не зависимых Прибалтийских государств. Эстонцы не должны забывать, в какое положение они попадут, если они будут связаны с Польшей, в то время, когда Польша полезет воевать с нами»[547].
Не имея возможности помешать государственному визиту Штрандмана, советское руководство попыталось ослабить его значение и побудить Эстонию продемонстрировать понимание необходимости считаться с восточным соседом. Руководителя МИД Эстонии Я. Латтика советские дипломаты воспринимали как новую фигуру на сцене иностранной политики, который ничего нового в эту политику не внесет, но которого «давняя и реализовавшаяся теперь мечта стать мининделом заставит чутко прислушиваться к настроениям общественного мнения»[548]. Понимая, что шансы добиться его приезда в СССР невелики, НКИД не желал придавать факту приглашения Латтика широкой огласки. Когда в феврале 1930 г. занявший пост полпреда в Ковно А.М. Петровский в порядке джентльменского соглашения о «взаимоинформировании» упомянул о факте приглашения Латтика, то получил выговор из Москвы. Б.С. Стомоняков потребовал от него сообщить министру иностранных дел Литвы Д. Зауниусу, что идея с приглашением принадлежала именно ему, Петровскому, но Москвой одобрена не была из-за вылившейся в «яркую демонстрацию близости» Эстонии и Польши подготовку визита Штрандмана в Варшаву[549].
Действительно, Таллин уклонился от этого приглашения, и визит эстонского министра в Москву не состоялся. Покидая Ревель (во время приезда из Москвы для сдачи дел преемнику 31 января 1930 г.), Петровский нанес визит Пятсу – единственному видному политическому деятелю Эстонии, на поддержку которого могли рассчитывать в Москве. При проводах Петровского Я. Латтик отсутствовал (якобы из-за болезни жены; как сообщила советскому дипломату супруга Лайдонера, глава МИДа просто уехал на охоту с ее мужем)[550].
Содержание постановления Политбюро позволяет считать, что советские руководители не питали больших иллюзий относительно своей способности
Письмо Б.С. Стомонякова А.М. Петровскому. 23.1.1928. – АВП РФ. Ф. 0154. Оп. 20. П. 25. Д. 24. Л. 3.
Jari Leskinen. Vaiettu Suomen silta. Suomen ja Viron salainen sotilaallinen yhteistoimintа Neuvostoliiton varalta vuosina 1930–1939. Helsinki, 1997. S.324.
Запись беседы Б.С. Стомонякова с Ю. Сельямаа, 21.1.1930, – Там же. Ф. 09. Оп. 5. П. 40. Д. 4. Л. 124–125.
Доклад А.М. Петровского Б.С. Стомонякову, 13.12.1928. – Там же. Д. 25. Л. 164.
Письмо Б.С. Стомонякова А.М. Петровскому, 20.2.1930. – АВП РФ. Ф. 0154. Оп. 19. П. 39. Д. 2. Л. 30.
Дневник поверенного в делах в Эстонии. 31.1., 1.2.1930 – Там же. Ф. 09. Оп. 5. П. 46. Д. 47.; Доклад А.М. Петровского Б.С. Стомонякову, 9.2.1930. – Там же. Ф. 0154. Оп. 22. П. 30. Д. 1. Л. 14.
