Каким образом деятельность «первого литератора своего времени» влияет на моральное здоровье всей нации?.. Вечные вопросы, неразрешимые проблемы, «проклятые» противоречия… Нет, их не обходили молчанием. Обозначали недуги и прописывали курсы лечения. Увы, мудрость даже самых прозорливых не могла побороть саму болезнь…
Ж. Д’Аламбер предвидел, что в идеальном государстве, в этой мирной обители, «ни князьям, ни философам нечего желать и нечего ждать друг от друга; это в порядке вещей» (Франция, 1750 г.). В идеальном государстве – да. Однако какую эпоху можно считать свободной от противоречий, мздоимства, лжи и вероломства, можно охарактеризовать как торжество гуманизма? Слишком много крови и насилия приносят великие государственные преобразования. Оправдана ли их цена, если даже великие царства обращаются в тлен, а историю человечества движут великие властители дум, которые с порога отвергают договорные кодексы придворной морали, которые продолжают верить в «добрую природу» и «первозданный смысл» и которые, вопреки всем политическим системам, вопреки здравомыслию общества большинства, принуждающего признать «всепобеждающую квинтэссенцию праха», такую природу и такую «страну милосердных» создают! Сквозь плотный туман они видят великую цель, маяком освещающую их тернистый путь к истине. Их мужество, несгибаемая воля, готовность к самопожертвованию – поразительны. Это истинный подвиг, который совершается не «для», а «во имя», ибо никакие стимулы не подводят к сподвижничеству так непоколебимо, как власть идеи.
Когда в мае 1870 года королева Виктория намеревалась возвести Чарльза Диккенса (1812–1870) в дворянское достоинство, писатель ответил отказом. «Вы, вероятно, уже читали о том, что я собираюсь стать всем, чем королева может меня сделать, – предполагал он в письме к Г. Расдену (20 мая 1870 г.). – Если мои слова хоть что-нибудь да значат, поверьте, я не собираюсь становиться ничем, кроме того, что я есть, – до конца дней своих…» Нет, Диккенс не хотел нарушить этикет и этим обидеть кого-то из сильных мира сего. За три недели до своей кончины он как чуткий художник-творец с особенной силой прозревал координаты вечности, где «слава таланта и блеск вечным бессмертьем горят»!
Узнав о своем награждении орденом Почетного легиона (Франция, июнь 1870 г.), художник Гюстав Курбе (1819–1877) отправил в Министерство Наполеона III действительно непочтительный отклик: «Я никогда не принадлежал никакой школе, никакой церкви, никакому учреждению, никакой академии, и главное, никакому режиму, исключая режим свободы… Не следует ничего принимать от злополучной администрации, как будто специального задавшейся целью убить искусство в нашей стране… К тому же человек – это не титул и не орденская лента, человек – это его поступки и побуждения…» (знакомое, очень знакомое слышится в этих словах, когда мы узнаем об отказе А. Солженицына от ордена «Святого апостола Андрея Первозванного» (Россия, 1998 г.): «От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять
