чтобы императрица к нему вышла и уверила его персонально, что она здорова». Представьте, ночь, все спят, а рядом все запружено пьяной кричащей солдатней! Императрица должна была выйти к народу, потому что народу кто-то сообщил, что императрицу похитил король прусский Фридрих!
Солдат увещевали придворные, и Шувалов, и Разумовский, и Орловы, но те продолжали буянить. Что делать? Пошли будить государыню. На следующее утро был издан специальный манифест, в котором солдат благодарили за усердие, но напоминали о воинской дисциплине. Если и дальше они буду верить «рассеиваемым злонамеренных людей мятежным слухам, которыми хотят возмутить их и общее спокойствие», то за непослушание они своими начальниками наказаны будут. «С того самого дня, – далее пишет Державин, – приумножены были пикеты, которые во многом числе с заряженными пушками и с зажженными фитилями по всем местам, площадям и перекресткам расставлены были».
В самые первые дни правления Екатерины перед ней стоял вопрос: что делать с самим свергнутым императором. Понятное дело, за границу его отпускать нельзя, значит, надо держать под арестом. Где? В Шлиссельбургской крепости, разумеется, подальше от Петербурга. Беда только, что там уже сидит свергнутый законный император, многострадальный Иван Антонович – племянник Анны I, которую в русской исторической традиции называют Анной Иоанновной. Подданные в данный момент мало интересовали Екатерину, пока шло общее ликование, их ничем нельзя шокировать, но что скажут на западе?
Чтобы два свергнутых императора (Иван Антонович и Петр III) не сидели в соседних камерах, Ивана решили перевести в Кексгольм. За двадцать с лишком лет тюрьмы он не раз менял «местожительства». Петру III решили подготовить лучшие покои, туда уже привезли некоторые его вещи, а потом дело застопорилось. Все понимали, что лучшим исходом для всех была бы смерть Петра. Он вообще был слаб здоровьем, а от последних треволнений ожили старые болезни. У него перестал работать желудок, его мучили головные боли и обмороки. Хорошо бы, конечно, естественная смерть, но ведь можно и помочь. Но Екатерина была категорически против подобных действий, такова официальная точка зрения.
Последнее послание Петра к жене датировано 30 июнем: «Еще я прошу, не приказывайте офицерам оставаться в той же комнате, так как мне невозможно обойтись с моей нуждой». Он также выражал желание, чтобы к нему приехал его врач Людерс. Но врач заупрямился. Он понимал, только покажись он в Ропше, и его ждет роль узника при больном. Однако лекарства Петру он все же назначил.
Екатерина сама распорядилась, чтобы больному доставили врача, обер-камердинера Тимплера, арапа Нарцисса, скрипку и любимую собаку. 2 июля пришло письмо от Алексея Орлова: «Петр очень занемог, и схватила его нечаянная колика, и я опасен, чтобы он сегодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил». Если Орлов рискует писать такое императрице, значит, у них по этому вопросу полное понимание.
Людерс все
