естественно, как по плану, по судьбе, по предписанию сверху, по линиям на безмозольной ладони доцента. Спокойно-размеренно. И не обратил бы внимание на всё это протяжение времени Гоушан, если бы не случилась одна странность. Нелепое непотребство реальности. Ералаш. Если бы с ним, с Гощей, гэ, не начал говорить неподключенный абсолютно ни к чему, покойного дедушки по отцу радиоприёмник.
Огромная такая бочка на ножках, с отметками «Берлин» и «Париж» на фасаде, длинной строкой радиочастот УКВ и сломанным проигрывателем пластинок наверху. Разговорилась бочка ночью, в фазу быстрого движения глазных яблок Гоушана. В момент, когда любой громкий гэ звук, ломает сознание и разрушает биоритм. Первое пробуждение вызвало у Гоши только общий неконкретный страх. Страх звука, страх незнакомого, чужого голоса. Совершенно, как тогда казалось, обычный рефлекторный страх, самосохранение и реакция защиты. В первую ночь Гоша не боялся содержания звука, только его громкости и внезапности. Проверка проводов, вилки, отсутствующих к слову, шевеление бочки, постукивание и пошатывание никак не помогли звук вырубить. Говорение продолжалось на весь дом и резонировало от дерева досок потолка и пола. Регулировка громкости не работала. Бегунок от «Берлина» до «Парижа» крутился без препятствий, но роли не играл. Отчаянный удар кулаком сверху бочки, сделал звук даже громче на несколько секунд. Затем всё вернулось на предыдущий уровень и стихло само собой примерно через два часа. Такое гэ. Мужской голос был рваным, неразборчивым и чередовался с большими паузами, заполненными шумом моторов, галок, кашлем или барабаном работающих тикающих механизмов. Говорящий был одноязычным с Гоушаном и не называл ни себя, ни место, ни день. Было совершенно неясно как включалась и отключалась передача и что это был за радиоспектакль. Нервы Гоши пришли в порядок лишь поздно утром, когда он проснулся во второй раз, естественным способом. Каким-то эхом в нём ещё играл голос, та художественная постановка. Но как из плохой попсовой песни, Гоше закатилась в голову только пара строк. Что-то про бурные волны и оранжевые апельсины. Можно подумать, что волнам нельзя придумать определение поинтереснее, а апельсины бывают не оранжевыми.
С того времени, самого начала той последней отпускной недели, стал Гоушан не одинок. В его крепкой домовитой даче поселился ночной голос. Являлся который обычно около двух часов ночи, продолжаясь от четверти часа до нескольких часов подряд. Голос русский, мужской, взрослый. Гэ – голос. Всё с теми же паузами шума или треска эфира. Походили эти паузы на переключение где-то далеко кассет с записью новой части аудиоспектакля. Но при том, включающий их, забывал убрать микрофон или включить рекламу. Слушатели, такие как Гоша, могли долго быть свидетелями хлопанья чего-то на ветру или стука крышки, фантазировать, как это всё связано с речевыми кусками. На третью ночь, Гоша отметил про себя, что ему нравится эта тайна. Это чудо радиоволн, пойманных неработающей древней бочкой. Он вспоминал дедушку
