именно те образы и того Бога, о которых тысячелетиями говорит его вера, и был бы искренне убежден, что только так все и может выглядеть. Он бы пытался интегрировать возникающие у него переживания (как, впрочем, и любые предложенные ему идеи) в свою картинку мира, чтобы не разрушить ее целостность и тем самым сохранить целостность себя и своего мирка, не осознавая, что речь-то идет о принципиально иной концепции.
Слепая вера блокирует познание. Ведь если человек во что-то верит, то он всегда будет подгонять свой опыт под то, во что он верит. Он будет подгонять реальность под свою правду.
Мысли человека создают мир, творят мыслеформы. И если люди в соответствии с религиозными картинками веками представляли себе ангелов, демонов, медитировали на святых, то тем самым, возможно, они создали в каком-то нематериальном пространстве мыслеобразы, которые стали существовать уже независимо от их создателей. При определенных обстоятельствах и другие люди могут воспринять эти сущности. Но так ли уж они объективны – ангелы, демоны и прочее? Не являются ли они изначально продуктом коллективной человеческой мысли? Как, впрочем, и сам Бог, в которого верят сторонники религий, как весь мир в целом? Не сотворили ли все люди в совокупности своими мыслями и мир, и Бога? Вопрос о том, что первично – яйцо или курица, Бог или люди (и другие живые осознающие существа) абсурден. Нет ни первичного, ни вторичного – они взаимосвязанны и не существуют отдельно друг от друга… И не есть ли Бог совокупность мыслей всех людей и всех осознающих существ?
Истинный Бог всесущ, он везде и во всем. Он – энергия. Изначальная осознающая, творческая энергия. Каждый же интерпретирует Всевышнего Творца в соответствии с заданными ему кем-то установками. «Выделить истинное ощущение, не спутать его с тем, что полагается чувствовать, или с тем, что тебе внушено», – заметил Эрнест Хемингуэй.
Я старался быть непривязанным к любым догмам, анализировать «истинное ощущение», воспринимать мир таким, каков он есть, а не через призму своих или чьих-то предубеждений. Я хотел вернуться к истокам наших убеждений. И потому однажды меня «пробило» – я понял, что есть более широкие, более масштабные контексты знаний, в которых слова Библии приобретают нетрадиционный, более глубокий смысл. У меня постепенно формировалась модель Вселенной и Бога, которая, в конечном счете, оказалась гораздо более обширной и более работоспособной на практике, чем религиозная.
Как ученый я ничего не могу принимать на веру. Я должен быть беспристрастным, должен иметь объективные факты, из которых смогу сделать выводы. Такими фактами стал и ряд необычных, зачастую «безумных» событий, через которые прошел я, и события, описанные другими людьми. Обобщая и анализируя эти внешне непохожие друг на друга факты, находя во всех них общее внутреннее, я «приближался к пониманию фундаментальной структуры Вселенной», а значит, к пониманию Бога. Что-то общее прячется за различными терминами и концепциями!
Быть
