образом Сиену и Перуджу. Несколько страниц дневника посвящены собору и празднику, однако мысли ее были заняты литературой: «Я бы хотела писать не только глазами, но и умом, а также вскрывать настоящее, скрытое за показухой». А размышляя над фреской Перуджино, Вирджиния впервые сформулировала главный эстетический принцип, которым будет руководствоваться дальнейшем: она станет «постигать иную красоту», добиваться симметрии посредством бесконечных диссонансов, отображающих все движения разума сквозь мир, и в конце концов некой целостности, состоящей из трепещущих фрагментов».
В течение всего этого периода Вирджиния писала свой роман, отправляя главы Клайву Беллу, чтобы получить его комментарии. «Сейчас мое намерение, – писала она в феврале 1909 года, – продолжать работу и закончить книгу, а затем, если наступит такой момент, ухватиться за первый попавшийся образ и снова пройтись по тексту, многое сохраняя из первоначального наброска, и попытаться углубить атмосферу… Ах, как ты меня подбадриваешь! Это все меняет»7.
В апреле 1909 года Вирджиния совершила путешествие во Флоренцию, опять-таки вместе с Клайвом и Ванессой. Записи в дневнике за этот период кратки, но сделанные ею миниатюрные зарисовки характеров остры и проницательны. Это эпизодические появления романистки, решительно настроенной докопаться до сути, и скрытого ядра личности, из которого проистекает все остальное в человеке. Несмотря на шероховатость зарисовок, они все же примечательны, ведь Вирджиния начала передавать характер с помощью «предположений», оставляя читателю возможность додумать остальное. Например, о графине Распони она пишет: «Посмотрите на конфликт морщин на лбу – она очень похожа на крестьянку, но это женщина своей культуры и расы. Ее речь смелая и свободная, но в то же время аккуратная». О Джанет Росс: «Миссис Росс живет на большой вилле; она дочь знатных родителей, подруга писателей и известная поклонница деревенского образа жизни. Она распродает картины, которые висели у нее на стенах много лет. Она категорична, напориста, устремляет прямо на вас решительный взгляд своих серых глаз, будто оказывает большую честь, уделяя вам внимание даже на миг». Об Элис Мэйнелл: «Среди гостей была худощавая, изможденная женщина, похожая на загнанного кролика, – будто от боли стиснутый рот и жалобный взгляд… Она вцепилась в подлокотник кресла и явно чувствовала себя не в своей тарелке».
Но куда же делась болезненно застенчивая Вирджинией, задаемся мы вопросом, когда она сидит рядом с этими пожилыми дамами, подчас довольно грозными, задает вопросы, выводит их из себя?! Неужели Флоренция вдруг заставила Вирджинию отбросить в сторону всякое стеснение и превратила ее в агрессивную корреспондентку? Нет, все гораздо сложнее. Вирджиния, которую мы видим на последних страницах данной книги, стала романисткой, изучающей своих героев, исследующей их глубины, оценивающей их восприятие, выведывающей их самые сокровенные тайны. Уже на следующий
См. ВВ-П-I, № 471.
