к моему имени: Есенина или Достоевская?
– То есть имя ты решила оставить? – Антон не смог удержать смешок.
– This is my real name. Я бы показала тебе паспорт, но не хочу, чтобы ты знал мою настоящую фамилию. С ней связано несколько грязных историй. Одну из них ты точно когда-то слышал.
Миша посоветовал ей придумать фамилию, которая будет ассоциироваться только с ней, а присоединившийся к нашему завтраку Адам (впервые!) сказал нам написать по слову, которое наиболее точно и честно характеризует Поэтессу. Для нее выслушать все будет продолжением их ночного урока.
Я заметила, как мы все стали наблюдать за манерой есть Адама. Он ел еще медленнее нас. Задумчиво, глубоко дыша. Когда он подносил кусочек омлета ко рту, то его ноздри слегка раздувались. Он несколько раз глубоко вдыхал и только потом клал кусок в рот. Жевал с закрытыми глазами, а после того, как глотал, не тянулся к тарелке сразу. Думал, потом вновь обнюхивал еду. Пробовал что-то другое, потом снова возвращался.
– Поработаем сегодня над описанием ощущений?
Завтрак лишь немного успокоил нас после напряженности этой недели. Нам показалось, что Адам простил нас и больше не будет таким строгим. А может быть, просто стресс активировал защитную реакцию в организме, и стало безразлично, а не страшно.
На медитации почти все не просто дремали, как обычно, а спали. Макс громко захрапел, а Лера со спины перевернулась на бок и свернулась калачиком. Адам поворчал, но мне показалось, что это был больше такой отеческий укор, что он понимает, как мы устали. Ребята тоже не восприняли это серьезно.
Только Рита шептала:
– Надеюсь, он не обиделся.
И когда на лекцию пришел не Адам, а Тимур, я тоже подумала, что мы разочаровываем Адама. Хотя лекции Тимура я любила. Он напоминал мне Сашу, только более мрачную его версию. Узкоплечий, сутуловатый, с постоянно мокрыми от пота кудрями, неряшливо свисающими на глаза. Его улыбка была как «Композиция № 2» Кандинского – сохранился эскиз на старых фотографиях, но оригинал выжжен каким-то жестоким событием.
Об этом событии ходили противоречивые слухи: Лина говорила, что покончивший с собой Матвей был его тайным любовником; Забава как-то раз туманно бросила – только будучи мрачным, он может творить; Ба говорил, что Тимур и Матвей были не просто лучшими друзьями, но и половинками одного творческого целого – без света Матвея он окончательно спустился во тьму. Но он не выглядел несчастным. Казалось, что вся его мрачность и циничность – идеальная среда для творения его по-караваджевски темных картин. Скуро, но без кьяро.
– Гениальность и трудность творческого процесса – это не называть, не показывать предмет напрямую, а только пытаться вызвать его образ в чужом воображении своими способами…
– А ты можешь показать это на примере своих картин? Твои работы, которые я видела в интернете, показались мне идеальной иллюстрацией для этих слов. – Казалось, Лина хотела соблазнить всех парней.
На
