– только рассыпающееся прошлое и никакой надежды на цветущее будущее.
– Не замерзла?
– Только нос.
Он быстро чмокнул меня в ледяной нос.
– Пойдем в комнату, у меня есть еще полчаса.
– Потанцуем? – С ним мне нравится быть такой трогательно-милой.
– Серьезно?
Я быстро закивала, умилительно округлив глаза. Просто вдруг стало так одиноко. Захотелось прижаться к нему и почувствовать, что кто-то рядом со мной дышит.
Он немного испуганно посмотрел на меня. Мы уже почти год встречаемся, а я ни разу не просила остаться его подольше, не обижалась из-за отмены свиданий и уж тем более не заводила разговор «когда ты уйдешь от жены?». Видимо, он подумал, что сейчас начнется.
А я просто включила «Dream a little dream of me» в исполнении Дорис Дэй и положила голову на его широкую грудь. У меня есть слабость к мужской груди. Это непередаваемое чувство покоя и защищенности, когда тебя прижимают крепкими руками. Иногда просто хочется полностью принадлежать кому-то и быть уверенной, что ты нужна. Наверное, так у всех девочек, не знающих, что такое «папа».
Прикосновения всегда были моим лекарством от одиночества, от этого тугого, давящего кома в груди. Раньше он растворялся в те редкие минуты, когда мама держала меня за руку. Обычно это бывало, когда мы куда-то опаздывали. Она больно-больно сжимала мою ладошку и тащила за собой. А я растворялась в этом ощущении, потому что вдруг становилось легко дышать. Сейчас этот ком в груди почти всегда со мной. Чуть легче становится, только когда я прислоняюсь щекой к Сашкиному плечу, или как сейчас, чувствую у лба сильную мужскую грудь.
После того как он уехал, я плюхнулась на смятое постельное белье и прорыдала половину утра. Сама точно не могла объяснить себе почему. Отчасти потому, что мне нравится себя жалеть. Как нравится чувствовать легкую боль, нажимая на заживающий синяк. Тем более что после того, как хорошо порыдаешь, становится легче. «После бури» – любимое состояние души и природы. Но не в том случае, когда не знаешь причины рыдания. Я выплакала все слезы, а стало еще хуже. Необъяснимая тоска застряла где-то между горлом и легкими. Приходилось долго-долго выдыхать весь воздух, который будто увеличивался в объеме, попадая внутрь.
Когда я начала понимать причину моей тоски, стало еще хуже. Мне стало ясно, что я всегда буду хотеть вот таких вот неправильных отношений. Чтобы они были невозможными, чтобы душили, как плющ, отравляли, напоминая, что сейчас я дышу. Мне не хочется сейчас (и вряд ли захочется когда-нибудь) спокойного и предсказуемого. Без надрыва, запрета, насилия, эмоциональных вспышек – это просто пресное существование, даже не жизнь. Мне нравилось думать, что когда-нибудь мою биографию можно будет разделить на яркие периоды мужчин, с которыми я была, как семь женщин Пикассо. Но страшно было осознавать, что я не хочу «вместе и навсегда».
Я не понимала, почему я привлекаю только мужчин старше себя. Значительно старше. Когда на
