ой чуя неприятности. А запах между тем щекотал ноздри и вызывал желание вдыхать его полной грудью. Восхитительный аромат…
Правда, источало его уже начавшее разлагаться тело. Это была женщина. Хотя скорее старуха. Морщины на покрытом трупными пятнами лице, седые волосы… Впрочем, последние были уложены в кокетливую прическу и украшены явно девичьей заколкой. Карга, которой было не меньше семидесяти, до самой смерти явно пыталась молодиться. Да и после того, как сыграла в ящик, осталась кокеткой. Вон, в гроб даже духи прихватила: фиал, что висел на цепочке на дряблой шее, источал приятный запах, заглушая вонь мертвечины.
– Это и есть твоя женушка? – скептически уточнил я у клиента.
– Она, зраза старая! Сколько крови из меня выпила, пока не сдохла… И даже сдохнув не дает пожить нормально. Спрятала свои бирюльки – и довольная, лежит в гробу, лыбиться, – сплюнув, произнес щеголь.
От аристократа у этого смазливого прыща была только оболочка. Зато какая выдающаяся… Правильные черты лица, светлая кожа, за гладкость которой наверняка отвечал брадобрейный амулет. Густые, темные волосы уложены в идеальную прическу, с легкими кудрями, приглаженными и зафиксированными помадой.
Видимо, за морду и то, что пониже ремня богатая карга и взяла этого пижона в свою постель, а потом и в супруги. Одела в темный фрак с длинными фалдами и белоснежную рубашку с жабо и начала выгуливать по столице. Как породистую левретку. А он возьми – и войди во вкус. Загуляй, как подзаборный кобель, и проиграйся в карты… И дело наверняка бы закончилось скандальным разводом, но малой подсуетился и успокоил взревновавшую бабульку так, что упокоил. Но и она отомстила, хоть и из могилы.
Об этом сам щеголь мне, конечно, не сказал, но я привык проверять, с кем имею дело, так что был в курсе предыстории. Этот же расфуфыренный вообще был не сильно разговорчивым, зато уж больно нервным. Суетился, как неопытная шлюха под клиентом. Глазенками стрелял, обливался холодным потом, когда договаривались… И все блеял про то, что нужно узнать, где покойница спрятала свои деньги…
Интересно, он когда свою благоверную травил, так же трясся? Впрочем, это не мое дело, поскольку за него мне не заплатили. А вот за что дали аванс – это достать покойницу из-под земли, пока щеголя самого не достали те, кому он задолжал…
Впрочем, мне плевать было и на то, прирежут ли этого напомаженного. Главное, чтобы смазливый рассчитался сполна. О чем я и напомнил:
– Оставшиеся деньги вперед.
– С чего бы! – возмутился пижон. – Ты еще свою часть сделки не выполнил. Она ничего не сказала.
– Могу отпустить плетение, будешь сам допрашивать, пока она тебя – жрать, – добродушно предложил я. Сегодня я вообще был на удивление тихим и скромным: мог тихо прикопать. Скромно взять себе у трупа причитающееся. Если бы клиент решил возражать и угрожать.
Но щеголь хоть и был гадом последним, но трусом-то – первым. Потому проворчал сквозь стиснутые зубы что-то про наглых некромантов и отдал мне кошель.
Взвесил тот на руке.
– Трех монет не хватает.
Щека сопляка, слегка порозовевшая от уличного холода, дернулась, и тип нехотя отдал мне все.
– Инквизиции на тебя нет, – зло проворчал вдовец. – Теперь спрашивай давай у старухи, где цацки и поживее. А то я замерз уже ждать.
Я лишь хмыкнул. Осенняя полночь на старом кладбище, где вольготно меж могил гуляют туман и мрак – это не тенистая аллея центрального парка в середине лета. Да и запретные чернокнижные ритуалы – не веселая забава.
А вырядился пижон именно как для променада в столичный полдень. И теперь, видишь ли, зябко ему среди мрачных надгробий.
Щеголь передернул плечами и поежился под луной, которая едва пробивалась сквозь густые облака, отбрасывая зловещие тени. Видно было, что щеголю тут неуютно настолько, что жутко. Но жажда наживы оказалась сильнее страха. Правда, ненамного, судя по тому как этот наглец, вдовец, жеребец и прочий… – ец топтался рядом с кругом из свечей.
Тех было ровно двенадцать. И напротив каждой из них, зажженных и оплывавших воском, я начертил на земле руны, полив те собственной кровью – малая плата, которую просила тьма за запретный ритуал. Инквизиторы требовали куда больше – тюремный срок, а то и участие на зажигательной вечеринке под названием аутодафе. На такой некромант – главный гвоздь программы, вбитый, точнее привязанный к столбу.
Мне же сгореть на работе не хотелось. Поэтому я предпочитал жечь сам. Пульсарами. Но пока жареным не пахло. Наоборот, воняло фиалками. И это насыщенное амбре из фиала покойницы начинало уже подбешивать. Тлен и смрад были хотя бы привычны. Надо поскорее заканчивать и закопать уже эту старуху. Снова. Потому я буднично, без балаганных фокусов с искрами
