на столике у дивана. Федя сначала думал, что это и есть дедушка Адам, а то, что у Дон Кихота на голове, – это просто летняя шляпа-канотье. Дедушка Адам как-то особенно глубоко ценил свою любимую дочь Соню за её кротость и простоту, впрочем, и всем в семье он был лучшим другом, никогда не повышал голос и, казалось, всегда был доволен жизнью. Говорили, что на репетициях в театре и на занятиях в консерватории он очень строг и требователен, но Федя себе этого даже представить не мог.
– Федя, немедленно собери свои игрушки, пора заниматься французским. Сколько тебя ждать? – Голос няни Лёли, которая теперь стала уже всерьёз называться бонной, был сердитым. – Я тебе ещё когда сказала всё прибрать?
– Ну ещё немного, ну пять минут.
– Никаких минут, время уже скоро десять часов, нам через час выходить, а тебе ещё одеваться.
Так начинался почти каждый день.
Трудно быть единственным ребёнком в интеллигентной семье, когда твоим воспитанием и образованием занимаются постоянно четыре женщины, а к ним ещё присоединяются иногда авторитетные мужчины.
Единственным, кто не давал Феде заданий и не проверял его знания, был дедушка Адам, который иногда просто беседовал с Федей, – шутил, смеялся, рассказывал забавные истории, угощал конфетами, пел детские чешские песенки, учил немногим чешским словам и выражениям. Федя его очень любил, хоть видел редко, и поговорить с ним удавалось не более получаса.
Бонна Елена Максимовна занималась с Федей французским и английским языками. Мама Соня учила грамотно писать, выразительно декламировать и ещё подолгу монотонно читала сыну нравоучения. За кругом его чтения следила бабушка Аня, также она упорно прививала Феде хорошие манеры, внедряла всеми способами в него мировую культуру, развивала вкус, водила в музеи, театры, на концерты. С ней в шесть лет он впервые побывал во МХАТе на «Синей птице», ему было очень интересно, но царство Ночи напугало маленького Федю, он долго потом не мог заснуть.
Бабушка Таня, в девичестве барышня Энгельберг, была дочерью военного моряка и внучкой военного инженера. Она в своё время окончила гимназию в Гельсингфорсе, где преуспевала в точных науках и была самим воплощением порядка, спокойствия и разумности. Вот и учила она Федю арифметике и ещё развивала в нём практичность и здравый смысл. Иногда к этому подключался отец Феди, Николай Васильевич, который работал на очень высоких технических должностях по воплощению в жизнь плана ГОЭЛРО – программы электрификации советской страны. Навеянные покойным дядей толстовские искания ранней юности у него ушли в прошлое, и теперь он мечтал вместе со всеми сознательными трудящимися нашей советской родины, чтобы электричество и радио пришли в каждый сельский дом. С любимой женой он иногда, бывало, ссорился из-за проблем воспитания: и ей самой, и Феде он категорически запрещал вегетарианство, сердился, если обнаруживал попытки его внедрить. Соня иногда даже плакала,
