все глаза, большие и застенчивые, и никак не хотела уходить на грядку. Аррен налил мне вторую чашку чая с успокоительным и сказал:
– Понимаю, это сложно понять и принять. Вы любите свою семью, а они вас возненавидели.
Я сделала глоток из чашки. Ужасным была не ненависть, а отвержение. Моя семья выбросила меня прочь, даже не захотев узнавать, как все было на самом деле. Да, так было принято: люди поверят мужчине, а не женщине, над которой он надругался. Женщину всегда найдут, в чем обвинить.
Теперь, встретив родителей и сестер, я поняла, что нахожусь в полной власти Аррена Эленбергера. Больше у меня никого нет.
Могу ли я доверять ему, темному магу, человеку, которого знаю несколько дней, раз самые родные, самые близкие люди отвернулись от меня.
– Теперь я просто обязана выиграть наше пари. Мне надо устраивать жизнь, а патент на зеленую кухню… – в горле встал колючий ком, и в носу защипало. – Пригодится.
– Я кричать больше не буду, – мандрагора ободряюще погладила меня ручонками по колену. – Ты не плачь. Ты хорошая. Пляк им всем! Пляк!
Аррен налил себе чаю и сказал:
– Давайте отменим наше пари. Я и так выпишу вам патент. Соседний участок будут продавать в конце лета, выкупим его, обустроим. Домик там, конечно, старый, но жить можно. За зиму я там все налажу, а весной вы высадите фиалки Вентиветера, потом будете продавать аптекарям и в больницы. На них всегда хороший спрос.
Я посмотрела на него, чтобы убедиться, что он в самом деле это сказал. После всех горьких слов, которые мне сегодня наговорили родители, я с трудом могла поверить в доброту практически незнакомого человека. Мастера зелий и ядов, величайшего отравителя. Моя семья и правда была в гневе и ярости, раз не разбежалась при его появлении.
– Вы очень добры ко мне, Аррен.
Он усмехнулся.
– Хотите сказать, это вас удивляет?
Я кивнула.
– Я давно это заметил. Люди всегда так поражаются доброте и пониманию, словно это какие-то мифические вещи. Невозможные.
– Так и есть. В глазах всей столицы я распутница, – прошептала я и сделала еще глоток чая. Успокоительное пробивалось ко мне через горе и боль: вот и ком в горле отступил, вот и плакать уже не хочется. – А вы меня знаете несколько дней… и помогаете. И не оставляете меня. И не…
Я не договорила. Если верить тому, что рассказывали об Аррене, он давно должен был сделать меня своей наложницей. Покорным големом, который не мыслил бы о сопротивлении или побеге. Но человек, который меня спас, оказался совсем другим – и это давало мне надежду на то, что жизнь все-таки наладится.
– Удивительно, что они даже не захотели вас выслушать, – произнес он. – Сразу же бросились в бой. А я же быстро вас догнал.
Нет, у него точно была какая-то тайна. Давняя, глубокая, наполненная болью и горем – но именно она сделала Аррена Эленбергера таким, каков он есть.
– Да, вы появились… эпично, – улыбнулась я. – Как древний воин, с этим вашим топором.
Аррен
