же почему-то подумалось, что не с детства же он такой изможденный и нелепый. Должно быть, когда-то он был премиленьким пацанчиком, которому и дали имя Павлуша. Да еще и фамилия такая звучная – Любимчиков. Парня стало жалко, а себе я дала слово никогда больше не называть его Червём. И у него удивительные глаза – большие и наивные по-детски.
– Так кто ты такая и что тут делаешь? – доковылял Павлуша до стула и буквально упал на него. Показалось, что сил у него не осталось, и его мотало из стороны в сторону.
– Об этом потом… Ты сегодня ел? – приблизилась я к парню, рассматривая нездоровую серость кожи на лице.
– Что? – поднял он на меня свои удивительные глаза. И даже на дне их я прочитала слово «голод».
Господь! Что же творится в этой чертовой академии, если студенты тут так сильно голодают? Меня обуяла злость.
– Сиди тут и никуда не уходи, – велела я.
– А куда мне идти, я ж живу тут, – усмехнулся парень, но я его уже не слушала.
Кухня меня уже даже не поразила привычной грязью, плесенью и паутиной. Мне нужна была плита, сковорода и хоть какие-то продукты. Яйца я нашла сразу же, открыв огромный холодильник. Вряд ли они были куриными, судя по размеру, но и не страусиные тоже. Что-то среднее между. А может просто куры тут были крупнее наших.
Нашла я и масло… Сковорода была такая огромная и тяжелая, что я ее еле дотащила сначала до мойки, чтобы очистить от застарелого жира, а потом до плиты. Но времени искать что-то еще не было. Чем дальше, тем всё сильнее мне казалось, что появилась я вовремя. Приди я на несколько часов позже, нашла бы Павлушу в голодном обмороке.
Пришлось повозиться с плитой на аж десять конфорок, пока разожгла одну – среднюю по размерам. Никаким пьезо-розжигом тут и не пахло. Вместо спичек было что-то типа огнива. Каменный век, не иначе.
У самой потекли слюнки от запаха яичницы. Но первым делом нужно накормить умирающего от голода…
– Ты… фея? Ты точно фея… И прилетела ты сюда из волшебной прекрасной страны… – бормотал Павлуша, зачарованно глядя на яичницу и шумно втягивая носом воздух.
– Я не фея, а ты не червь! – вооружилась я вилкой и ножом, отрезая кусок яичницы. – И ты сейчас будешь послушно открывать рот, – поднесла я ко рту Павлуши вилку.
Так и пришлось кормить его «с ложечки», пока тарелка не опустела. От священного трепета или благоговения сам Павлуша так и не смог прикоснуться к вилке. Ну а совесть моя потихоньку успокаивалась. И я дала себе слово, что парень этот будет питаться полноценно, во всяком случае, пока я тут.
– Наелся? – любовалась я довольным лицом Павлуши.
– О да! Никогда так вкусно не ел. Ты чудо-повар!
– Никогда? – опешила я. – Что же ты вообще ел?..
Зачем я только об этом спросила? Из скупого рассказа Павлуши поняла, что родился он в каких-то трущобах и до попадания в академию побирался или воровал. Оказывается, он круглый сирота. У меня же сердце обливалось кровью и так мне было жаль парня. Даже не удержалась и пустила скупую слезу, а Павлушу хотелось обнять с такой силой,
