крылам,мне многого и не надо
только бы нравиться вам!
я истошно орала б,
если б любили меня!
я правда! я правда
твоего оголтелого бытия!
Голос
у меня только-только прорезался голос
хриплыми, надорванными нотами,
выходит в небо несколько полос,
и обрываются с новыми взлётами…
я откидываю голову назад,
пробую смех на вкус,
мне есть ещё что сказать,
но я так боюсь…
у меня только-только режется голос,
набухли и ноют связки как флюс,
и словно великую гордость,
вот-вот напечатаю тест дюз.
у меня прорезался голос только,
пробую кровь от первых надрывов.
«Мне больно, чертовски больно», —
я первыми мыслями вывел.
Нейронные связи
рвутся нейронные связи
в ополоумевших мозгах,
злобные хищные твари
крушат их впотьмах.
разгрызают нейроны,
и внедряют в них страх,
а ты у иконы
бьёшься лбом впопыхах…
на разрыве, вздымаются жилы-
твари порвали тебя на куски!
вот так вы прожили!
вот так распяли свои мозги!
А я совсем забыла о тебе…
а я совсем забыла о тебе,
не помню рук касаний,
не помню губ, не помню голоса.
я спряталась,
я тень от тени волоса,
и не бурлит отныне кровь,
я исчезаю, а со мной моя любовь.
меня игра иная заманила,
и тянет на другую сторону от света.
я часто мимо проходила,
теперь не знаю где мы и где ты.
расставлю все фигуры на доске,
от крови их отмою и расставлю,
не предаюсь теперь совсем тоске —
я кровь на медь горстями плавлю.
а у тебя струна звучит
серебряным отчаянным трезвоном,
и никогда ничто не заболит
от меди гулкой перезвона.
4—24
4—24
так решили
больше ни слова друг другу
не пожать ненароком руку
улететь в три галактики одновременно
поставить точку на окраине той вселенной,
что веселила нас хохоча…
и не надо вызывать нам врача
в 4—24
мы так решили
больше ни звука
не услышать мелодии стука
не почувствовать мелодии звонка
вибро, верлибр, пока
I’m alive
ходят ноги по дороге
носят ноги пыль тревоги
солнце тает на глазах,
жмётся в плечи страх
тёмная фигура бродит,
в подворотни все заходит
просто ли скитается иль ищет,
ветер в подворотнях свищет
то, толкаясь средь людей,
отрезает
