спросил я.
Одновременно окинул гостиную взглядом, всё точно так же, как и полгода назад. Впрочем, как и пять, и даже десять лет тому. Батя не любил перемены и со старыми вещами расставался с неохотой.
– Нормально всё, сынок. Живу, небо копчу да от тебя весточки жду.
– Извини. Могу, конечно, сказать, что коммуникаторы нам выдают не так часто, н-но… – Я запнулся, не зная, что сказать.
– Нормально, сын. Сам воспитывал тебя без соплей, так чего теперь-то удивляться нечастым звонкам. Это мне уже хочется внимания. Старею, наверное.
– Батя, ты не подумай, я очень рад встрече. Просто…
– Да понимаю я всё, сын, – тепло улыбнулся он.
– Нет, не понимаешь. И я вижу, что тебе обидно. Просто… В общем, ком в горле встал, и я чуть слезу не пустил, поэтому и сбежал, – разом выдохнул я, вновь чувствуя, как начинает першить в горле, а лицо заливает краска смущения.
– И правильно сделал. Никогда не показывай свою слабость. Старикам можно, а тебе пока рано, – облегчённо выдал отец, хлопнув меня по плечу.
– Батя, я чего спросить-то хотел. А почему ты так и не женился и не завёл своих детей? – решил я сменить тему.
– Ты меня из дерьма вырвал, я тебе жизнь спас. Третий и последующие лишние, это только между нами.
– И не жалко было платить налог за недостающих двоих детей? – хмыкнул я.
– Жалко, конечно. Сам посчитай, сколько я в казну отвалил за годы, что на гражданке. И ещё отвалю, пока в пенсионный возраст не взойду, – нарочито горестно покачал он головой.
Демографическая политика Российской империи нацелена на рост рождаемости. Все бездетные, достигшие двадцати трёх лет, начинали платить дополнительный налог в шесть процентов. С рождением первенца он уменьшался до четырёх, со вторым ребёнком до двух, с третьим выходил на ноль. За каждого последующего начинались послабления по одному проценту. А также вводились льготы для матерей. Ну и всячески пропагандировался институт семьи.
– В дороге хоть останавливались пообедать? – поинтересовался отец.
– Не. Прямиком с плаца и без остановки.
– Ясно. А чего форму-то сразу сбросил?
– Да сколько в ней можно ходить-то. Опять же, в город собираюсь, не в парадке же щеголять.
– Ясно. Похоже, сильно я обижен на службу и перестарался с цинизмом в отношении флота. А форма тебе идёт, – как мне показалось, с лёгким сожалением произнёс он. После чего хлопнул себя по коленям и поднялся. – Ладно, пошли есть.
– Ты пока накрывай, а я сейчас, батя, – произнёс я и направился в свою комнату.
Успею ещё в гражданке походить. А сейчас мне хотелось сделать для него приятное. Видел ведь, как его глаза загорелись. Да и в голосе слышалась гордость, когда я уже после первого месяца сообщил ему о получении временного ефрейторского звания.
– О как! – встретил он меня с наигранным восхищением.
Вот только поди ещё разбери,
