его простила. Ради ребенка, которому было три года. А на следующий день он опять пришел пьяный. Мила опрометчиво выразила недовольство, и Андрей взял ее за отвороты халата и стал бить головой о дверь. Ребенок все видел, орал как резаный, ничего не понимая и не веря глазам своим: папа бьет маму. Под Катей расплылась лужица, и она беспомощно стояла на этой лужице, а в глазах застыл ужас…
Это был конец. Милу потрясло случившееся. С ней никто и никогда так не обращался. Но даже и не в ней, в конце концов, дело, но ребенок. Как можно было бить мать при ребенке!.. А еще Милу поразил его взгляд. Она почувствовала настоящий страх, когда встретилась с ним глазами. В его взгляде была такая пронзительная ярость, что она поверила: он может убить.
Многие не понимали ее. Бывшая свекровь винила в разводе ее. Но они всего не знали. Родителям и то Мила не все говорила, а тем более не все подруги знали, что у Андрея был кто-то на стороне, и он заваливался, бывало, домой далеко за полночь. Конечно, со стороны Андрей парень видный, обходительный, даже галантный: и женщину вперед пропустит и место уступит. И не жадный. Но Мила знала, что внутри него сидит еще и зверь, который служит чем-то вроде противовеса хорошему в нем, и выпрыгивает, когда добро начинает перевешивать.
Она терпела долго. Терпела пьянки, терпела грубость. Ее только удивляло, как мог так сильно измениться человек. Папа оказался пророком, назвав Андрея двуликим Янусом с лицами, обращенными в противоположенные стороны, но не к прошедшему и будущему, как древне-латинское божество, а к Дьяволу и Богу. Жаловаться Миле было стыдно, и она многого подругам не рассказывала, боясь, что ее осудят, потому что она и сама осуждала себя. Андрей работает допоздна, хорошие деньги зарабатывает, а она дома сидит. Но, с другой стороны, обед всегда готов вовремя, а готовит она вкусно, спасибо бабушке, научила; дома чисто, и ребенок ухожен, да еще и институт.
Так, может быть, она и жила дальше, но когда он стал ее бить, да еще и ребенка напугал, в ней что-то надломилось, и она будто прозрела, сердце ее окаменело, и она со спокойным равнодушием поняла, что не любит этого человека, что он ей безразличен…
Пронзительным трамвайным звонком затрезвонил будильник. Мила от неожиданности вздрогнула, чертыхнулась и, ругнув себя за то, что лежит как пень, забыв про все на свете, быстро стала намыливать голову дешевым яичным шампунем. После ванны она долго, докрасна, растирала тело махровым полотенцем и не преминула посмотреть на себя в зеркало. Из зеркала на нее смотрела стройная с плоским животом, маленькой грудью и длинными ногами женщина, больше напоминающая подростка. Маленькая головка на длинной шее и короткая стрижка, которая ей очень шла, делали это сходство еще более очевидным. «Поджарая как скаковая лошадь», – с удовольствием отметила Мила, провела ладонями по тонким бедрам и вслух сказала: «Господи, откуда жиру-то быть при таких харчах». Повернувшись
