посмотрела на них внимательно и произнесла:
– Видите, что вы творите, когда с чужими против своих собираетесь идти, и дело твое было правым, – повернулась она к Перуну, – но мир чуть не погубили из-за вражды и неумения прощать. На этот раз всем миром мы смогли остановить врага, не дать огню погаснуть, но так может быть не всегда, жизнь длинная, много чего там случиться может.
И вдруг засияло какое-то новое солнце. Все зажмурились от такого блеска, стараясь разглядеть того, кто у них тут появился
– Ярило теперь к вам сюда спускаться будет, чтобы после лютых холодов снова земля ожила. Но будьте осторожны, он все-таки сын Велеса и в нем есть та самая страсть. Но как без нее нам жить в этом мире?
Велес шагнул навстречу к сыну. Перун нахмурился, но решил, что повторять своих подвигов не станет.
Локи оставался рядом. Им надо сплотиться, чтобы быть вместе, чтобы огонь не погас, и все живое живо оставалось. А ведь это было в их власти
Метались девы-птицы над полями,
И спорили о чем-то до рассвета,
Прелюдия к какой-то древней драме,
Рождалась на глазах, была воспета
И Лада там прекрасная парила,
И забывались все века иные,
И той стихии радостная сила
Меняла мир, и горести земные
Нам не казались больше неизбежны,
И ночь спускалась потушив пожары.
А девы птицы, подарив надежды,
Летели в Ирий, и, вздохнув устало,
Мы ждали перемен, мы ими жили,
Мы воскрешали Русь в ее сиянье,
И но бунтари там, словно волки выли,
Отвергнув все ее очарованье
Луна на небо выплыла высоко,
Земля тонула в радости и свете,
И не было распятья и пророка.
И с нами были и отцы и дети.
Огнем, мечом нас больше не крестили,
Князья Святослав не погибал до срока,
И Русь, тогда не ставшая Россией,
Как дева птица так взлетит высОко
Зима патриарха
Маяк патриарха
В тот день ему снилось бескрайнее поле, усыпанное ромашками, белыми ромашками.
Там должны были быть и другие цветы. Они точно были. Но он видел только ромашки. Сколько же их было, и как они были прекрасны. Можно легко задохнуться от восторга. Это ему-то Властителю мира от восторга. Мысль заставила улыбнуться. А потом задуматься, как же давно он не испытывал простых человеческих чувств. Он даже забыл, как это бывает, а ведь это так скверно. Не перестал ли он быть живым, не стала ли его душа мертвой? От этой мысли мороз пошел по коже.
Но видел он вовсе не себя в том волшебном зеркале, а юного паренька, которого назвали Владимиром не случайно. Родители хотели, чтобы он владел миром. Они знали, что он им будет владеть, добьется всего, не отступит, не станет сдаваться.
И вдруг он забыл о поле и ромашках, из леса за ромашковым полем, из того
