процедил Мирка.
С бешено бьющимся сердцем мальчик свернулся на своем тюфяке – на этот раз спиной к окну, лицом к соседям, от которых, как выяснилось, можно было ждать всяческих неприятностей. Он понял: во дворце всегда, даже во сне, следует быть начеку. Нет, долго он здесь не останется, решил Джахан. Надо побыстрее выяснить, где султан хранит свои сокровища, набить полные карманы драгоценных камней и дать деру. С горечью он подумал о разлуке с белым слоном. Но Чота был собственностью султана, а он, Джахан, нет.
Мальчик не знал, что его питомец тоже не спит сейчас в своем сарае: прислушивается к незнакомым звукам и тревожно переступает с ноги на ногу. В непроглядной черноте ночи, такой густой, что она поглощала все прочие цвета, слон уловил запах единственного животного, внушавшего ему страх, – тигра.
* * *
Никому не было в точности известно, сколько человек обитает за дворцовыми стенами. Тарас Сибиряк, живший здесь дольше прочих, говорил, что людей во дворце так же много, как звезд на небе, как волос в бороде пилигрима, как тайн, которые разносит по земле морской ветер. Те, кто любил более точные цифры, утверждали, что население сераля составляет около четырех тысяч человек. Джахан частенько смотрел на гигантские ворота, отделяющие их внутренний двор от следующего, и пытался представить себе, что же там происходит.
Таинственная жизнь обитателей дворцовых покоев возбуждала любопытство не у одного только Джахана. Это было излюбленной темой разговоров среди работников зверинца. Они постоянно обсуждали вполголоса, вкусную ли халву готовит новый повар, справляется ли со своими обязанностями церемониймейстер и велика ли опасность, которой ежедневно подвергается раб, пробующий все блюда, что подаются на стол султана. Каждую дворцовую сплетню, любой долетавший до них слух работники зверинца обсасывали, словно кусочек жженого сахара. Но конечно, наиболее жгучий интерес у них вызывали наложницы правителя. Одалиски, эти пленительные создания, на которых никому, за исключением самого султана и его евнухов, не дозволялось взглянуть даже краешком глаза, разжигали воображение и воспламеняли фантазию. Пытаясь их представить, товарищи Джахана мысленно рисовали образы, соблазнительность которых граничила с непристойностью. Делиться друг с другом своими фантазиями они не отваживались, ведь любые разговоры о фаворитках султана, даже те, что велись едва слышным шепотом, находились под строжайшим запретом. Впрочем, когда дело касалось султанши, запрет этот постоянно нарушался: слуги ненавидели эту женщину так сильно, что не могли отказать себе в удовольствии приписывать ей все мыслимые пороки.
Об обычаях и нравах гарема ходило множество слухов: иногда правдивых, иногда весьма далеких от действительности. Говорили, что ворота гарема охраняют чернокожие евнухи, лишенные мужского естества столь жестоким способом, что мочиться они могут лишь с помощью особой трубки, которую всегда носят при себе. Как известно, ислам запрещает кастрацию не только людей, но и животных, так что эта операция
