по каменному столу. – Это значит, здесь присутствует четверо из них, что даёт нам право начать совет, не дожидаясь Ллеу.
По сравнению с моим отцом и Мидиром, закалёнными в битве и сохранившими статную форму даже на склоне лет, по Гвидиону было заметно, что он никогда не держал в руках оружие. Его лицо было круглым и рыхлым, а тело – щуплым и бесформенным под шерстяной туникой и соболиным мехом. На каждой броши и фибуле, держащих этот мех, красовались руны удачи, благополучия и богатства. В отличие от тех рун, что были высечены на изголовье моей постели, эти руны явно работали – с Гвидионом наш туат поистине процветал. Однако это наверняка стоило ему немало усилий и нервов, поскольку к сорока годам он почти полностью облысел.
– Пятый советник тоже здесь, истинный господин. Прошу великодушно простить меня за промедление!
Ллеу вошёл в зал Совета как никогда вовремя, и я мысленно прикинула, сколько минут прошло – кажется, две или три. Моя фора истекла.
Если в коридоре Ллеу стоял в одной рубахе, то сейчас на его плечах висел плащ из лиловой замши. Каждый шаг Ллеу сопровождался мелодичным перезвоном колокольчиков на его плетёном браслете – всего пять: золотой для Совиного Принца, серебряный для Волчьей Госпожи, бронзовый для Кроличьей Невесты, медный для Медвежьего Стража… И чёрный ониксовый, который звенел громче других, но не принадлежал ни одному из богов. Или я просто не знала, кому он мог принадлежать.
Забавно… В коридоре этих колокольчиков на Ллеу не было точно так же, как и плаща, ведь иначе я бы его услышала. Он снимает их, чтобы передвигаться по замку незамеченным? Интересно, для чего?
– Моё терпение не бесконечно, – произнёс Оникс, и, пускай его лицо было скрыто под маской, я не сомневалась, что оно искажено праведным гневом. – То, что ты владеешь уникальными знаниями сейда, не даёт тебе уникальных привилегий.
– Каюсь, истинный господин. Я виноват.
В зале повисло невысказанное раздражение. Все присутствующие здесь, включая меня, прекрасно знали, что это не первая и уж точно не последняя промашка Ллеу. До того как моего отца подкосили болезни, а Ллеу вдруг изобрёл от них чудодейственные припарки и рунические ставы, я была единственной, кому Оникс прощал ошибки. Чтобы убедиться в этом, достаточно было вспомнить мою первую нянечку: та оказалась голышом на морозе в месяц воя сразу после того, как, подстригая мне волосы, задела моё ухо ножницами. Конечно, обычное опоздание не шло ни в какое сравнение с пролитием священной королевской крови – одним из самых страшных преступлений, по мнению Оникса, – но в молодости тот карал и за меньшее. Однако сейчас всё было иначе, и ни я, ни другие советники не переставали гадать: всё дело в старости, что сточила острые углы его каменного сердца, или же в том, что Оникс был зависим от Ллеу?
Во всём Круге простой кивок моего отца стоял в одном ряду с божественным благословением. Дождавшись его, Ллеу быстро занял своё место на краю стола. Он снова улыбался.
