Он был так близко, что она уловила его запах: почти несуществующий аромат горячего варенья. Она знала, что его источник – это не его тело, а те воспоминания, которые он старается отодвинуть как можно дальше. «Не понимает… на равных… не получится… признайся», – думал он при этом.
Она сказала:
– Мы могли бы работать вместе. Мы могли бы получить хорошую оценку.
– Я и так получу хорошую оценку, – ответил он ей.
– Ты же понимаешь, о чем я!
– Не-а. Не понимаю.
Она еще никогда не видела, чтобы его глаза были такими неживыми. «Не понимает… и не хочет». Это сказало ей, что он не просто зол. Боль, ревность, горечь, сожаление? Что с ним происходит?
Она сказала:
– Я не хочу с тобой ругаться.
– Мы не ругаемся, – ответил он спокойным тоном. – В какой-то момент ругались. А сейчас – нет.
– Тогда что происходит? Почему ты это делаешь?
– Я ничего не делаю. И ты тоже. В этом, типа, весь смысл.
Он отвел взгляд и посмотрел в сторону стола, за которым Эмили Джой молча что-то писала в тетради.
– И как это надо понимать?
– Как хочешь, Бекка.
У нее перехватило дыхание: его слова были такими же непреклонными, как и единственный услышанный ею шепоток: «Конец». Пересохшими губами она прошептала:
– Но у нас ведь все серьезно! У нас с тобой. У нас все по-настоящему.
Он снова посмотрел на нее – и она прочла все по его глазам еще до того, как он заговорил.
– Все в прошлом, – сказал он. – Между нами было что-то настоящее, но ничего не осталось. Не знаю, как для тебя, а для меня это так.
– Почему? – спросила она, услышав отчаяние в своем голосе.
– Мы дошли до черты, и дальше не получилось, – ответил он.
– Так дело в сексе? – изумленно вопросила она.
Он чуть повернул голову – и выражение его лица изменилось. На нем отразилась смесь изумления и отвращения, а в голове у него проплыло: «… совершенно не в теме». Он тихо выругался и сказал:
– Не надо со мной играть, Бекка. Ты прекрасно знаешь, в чем дело.
– Ты меня бросаешь, да? – возмутилась она. – Из-за того, что я не стала говорить тебе, где живу? Ты вроде как… вроде как мне угрожаешь. Нет, не угрожаешь. Ты это делаешь. Я не захотела тебе говорить. И по-прежнему не говорю. И ты уходишь. Можно подумать, где я живу – это действительно важно. Мне казалось, что важно то, кто я – а не те сведения, которых ты от меня добиваешься и не можешь из меня вытянуть.
Он покачал головой.
– Сведения, Бекка, – это символ, ясно? Это… это симптом. А вот болезнь? Это нечто совершенно другое.
У нее защипало глаза, но она не собиралась показать ему, что плачет. Невнятно пробурчав: «Как хочешь!» – она протиснулась мимо него.
Ей оставалось только уйти. «Почему ты не можешь…» – долетело до нее на ходу, но этот шепоток, как и все другие, был никому не нужен. Как и она сама.
