юшон не помогал.
На самом деле я не Лёлик. Я Леонард. Леонард Попов-Маркони. Ненавижу свою фамилию! Меня из-за неё постоянно дразнят «попа в моркови». А всё потому, что папа с мамой не смогли выбрать одну фамилию на двоих. Обычно же, когда женятся, мама берёт папину фамилию. Но моя мама сказала, что не откажется от своей фамилии ни за какие фокаччи. Её отец – Маркони, её дед был Маркони, её прадед был Маркони, её прапрадед… Ну, в общем, вы поняли. Папа называет её Морковкой. Хотя на самом деле её зовут Кьяра-Федерика-Лючия-Паола. А папу зовут Андрей. Андрей Попов.
На прошлой неделе к нам приехала баба Шура, или бабушка Алессандра. Или просто nonna[3]. Она живёт в городе Ла Специя и приезжает к нам в гости два раза в год – на мой и на мамин дни рождения. Папа не обижается, что баба Шура на его день рождения не приезжает, потому что ещё две недели жарких споров на кухне он бы вряд ли выдержал.
Интересно, споры о том, кто же всё-таки первым изобрёл радио – Попов или Маркони, – были такими же? Да, мне ещё и повезло получить сразу обе фамилии изобретателей радио. Хоть где-то они стоят рядышком безо всяких препирательств и этих «или».
– Madonna mia[4], он капюшон напялил! Лёлик, сними. Никто тут на твои уши не смотрит. Андреа, скажи ему!
Папа вынырнул из-за ноутбука, посмотрел сквозь маму, потом сквозь меня, отхлебнул чай и снова уставился в экран. Папа – программист. Он, кроме русского, итальянского и английского, знает ещё и язык компьютеров. И сидит пишет компьютерам сценарии: объясняет им, во что играть и как. По-моему, это жутко интересно, но, глядя на папу, так не скажешь.
Я вытащил из кармана толстовки мистера Земекиса и посадил его на стол рядом с кепкой. Мистер Земекис – мой плюшевый зверь. Он просто зверь, потому что я так и не понял, какого он вида. Что-то среднее между буйволом и мартышкой. Мистер Земекис знает все мои секреты и всегда меня слушает – у него почти такие же большие уши, как у меня. Я поглубже натянул капюшон.
– Лёлик, ты меня слышишь или нет? Капюшон. Сними капюшон дома. – Мамины брови ползли куда-то к потолку, а руки в бешеном темпе взбивали яйца с молоком. Омлет сегодня победил.
Бабушка варила кофе, улыбалась и то и дело посылала мне воздушные поцелуи, чмокая подушечки своих смуглых кривых пальцев. Брр-р! Терпеть не могу, когда со мной сюсюкаются. Скорее бы уже позавтракать и пойти гулять. Бабушка намазала тост мандариновым джемом, налила кофе в крошечную чашечку и стала что-то напевать.
– Мистер Земекис, – зашептал я на ухо зверю, – как думаешь, почему я не всегда понимаю бабушку? Я же знаю итальянский. Может быть, потому, что у неё вставная челюсть? А челюсть может быть вовсе не итальянской, а французской или даже китайской. Что думаешь?
– Basta così![5] Меня хоть кто-то сегодня утром услышит? Андреа, вылези из-за монитора! Лёлик, сними уже этот капюшон!
На сковороде поджаривался омлет.
Я схватил кепку, мистера Земекиса и выскочил из-за стола. Ш-ш-ш! В ушах зашумело, а перед глазами стало темно…
Чудесный холмик
Когда я проморгался, вокруг уже не было ни папы с ноутбуком, ни мамы с омлетом, ни бабушки с кофе и воздушными поцелуями. Даже нашей кухни не было. А был вулкан.
Я стоял на застывшей чёрной лаве и видел, как светится жерло вулкана. А сверху на меня падал то ли серый снег, то ли пепел.
– А-а-а! Идиотское утро!
Я швырнул на землю кепку и мистера Земекиса. Хотелось швырнуть что-нибудь потяжелее, но у меня больше ничего не было.
– Ауч!
Я подпрыгнул.
– Кто здесь?!
Рядом никого не было, но я точно слышал это «ауч!».
– Да кто здесь?!
– Ух ты, лава такая шершавая! Лёлик, потрогай!
Я посмотрел под ноги, посмотрел вокруг, но ничего, кроме кепки и мистера Земе…
– Это ты сказал?
– Я, да. Ты потрогай! Она похожа на кошачий язык…
Я медленно подошёл к плюшевому зверю и наклонился. Вышитые оранжевые глаза мистера Земекиса чуть поблёскивали, а рта как не было… так и не было.
– Ну чего ты застыл, как лава? – Мистер Земекис не шевельнулся, но я отчётливо услышал его голос. Хрипловатый, немного похожий на саксофон.
– Ты…
– Говорю, да. Точнее, я-то всегда говорил, а вот ты меня только здесь начал слышать. Кстати,
Бабуля (итал.).
Пресвятая Богородица (итал.) – употребляется для выражения волнения, тревоги и т. п.
Хватит! (итал.)
