борцами против лженауки.
Слушая голос Сифорова из прошлого, из самого конца «ревущих 60-х», мы находим еще одно тревожное предупреждение. Вспомним, как рынешняя РАН с презрением относится к инженерам и представителям технической науки. Как она высокомерно пыталась замкнуться в «чистой науке», избегая всего прикладного. Как ее представители стаей воронья бросились на Мастера, ненавидя его именно за прикладной характер его работ. А ведь Сифоров говорил:
«К техническим наукам иногда относятся свысока, считая их чуть ли не второсортными. Дескать, “инженерия” использует открытия, сделанные в физике, химии и т. п. Наивно! Правильнее признать за техническими науками собственное фундаментальное значение – если, конечно, согласиться с прогнозом о создании особых форм движения материи на их базе…»
Знал бы он, что настанет то время, когда постсоветский академик Кругляков начнет поливать грязью человека только за то, что он осмелился превратить открытие конца 60-х в работающую технологию и запатентовал ее! Знал бы Сифоров, что впереди – эра нового мракобесия! Интересно, что ждет сейчас того, кто, как и Сифоров в 1970-м, заявит о возможности появления «одушевленной» техносферы?
Но мы отвлеклись, читатель. Вернемся снова в засыпанный снегом Всеволожск начала 2013 года…
Когда нет гениев
– Чтобы представить себе состояние современной отечественной науки, посетите любой современный НИИ РАН. В полдень откроются стенные шкафы – и вы будете поражены изобилием коньяков и виски. Откуда все это? И мир науки об этом знает…
– Ведомо мне, Виктор Иванович, что нынче от знаменитых когда-то на весь мир советских академических институтов остались только скорлупы, пустые оболочки…
– Да вообще положение чудовищное! Дело даже не только в развале и деградации науки. Дело – в порочной «узкой специализации». Ученый изучает не организм в целом, даже не клетку в общем, а, скажем, цитоплазму. Он зарывается в нее, теряя всякое представление об общем, в надежде на то, что обнаружит нечто, что еще не нашли другие. Он всю жизнь сидит у какого-то физического прибора и по-дурацки измеряет какой-нибудь вихревой ток при прохождении через магнитное поле, потому что надеется отыскать там то, что еще никто не находил.
Вот недавно вице-президент европейской Ассоциации катализа Гретцель заявляет мне: у вас в катализаторах – частицы в 60 нанометров? Так это, дескать, никакие не наночастицы. Ибо у нас, мол, 2–5 нанометров. И даже меньше. Я ему втолковываю: один нанометр – это всего три молекулы платины вместе. Неужели всего три молекулы могут составить объемную физическую частицу? Простите, но это – атомный кластер по вашей же научной классификации.
Сейчас рождается новое направление – супрамолекулярная химия. Но нет гениев, нет сверхмощных умов, чтобы ее развивать и использовать. Ибо главные направления науки создавались и создаются единицами. А тысячи – только кидаются
