при которой разогретые плиты железа соединялись, для увеличения веса, давлением…)»[65].
Но профессиональная карьера сложилась не сразу, в молодости Пётр Васильевич отслужил в солдатах и во время «солдатчины» повидал много разных городов, многое понял.
Пётр Васильевич любил правду, спину ни перед кем не гнул, да ещё был остёр на язык. По свидетельству всех домашних, слово, зачастую неприличного, а то и оскорбительного свойства, всегда было у него наготове. Он мог так высмеять заводское начальство, что те были готовы сквозь землю провалиться. Здесь так и хочется предположить, что острое владение словом у Павла было врождённое, от отца. Действительно, в народе Бажева-старшего так и звали – «Сверло». Его перчёные фразы в спорах с начальством гуляли потом притчами по всей Сысерти. Понятно, что начальство его не жаловало. После «эскапад» острослова Петра регулярно увольняли с работы.
«– Ты что не собираешься? Расцвело уж!
– Ладно, без сборов. Отдохнём.
– Что ты! Отказали?
– Объявил вчера надзиратель – к расчёту!
Мать готова заплакать. Отец утешает.
– Найдём что-нибудь. Не клином свет сошелся. На Абаканские (бывшие Кольчугинские железоделательные заводы в Минусинском округе. – А. Ф.) вон которые едут.
Перед этими неведомыми Абаканскими мать окончательно теряется. Краснеет нос, морщатся щеки и выступают крупные градины – слёзы. Старается сдержаться, но не может. Отец вскакивает с табурета и быстро подходит к „опечку“, где у него всегда стояла корневая чашечка с махоркой. Торопливо набивая трубку, сдержанно бросает:
– Не реви – не умерли!
Мать, отвернувшись к залавку, начинает всхлипывать. Я реву. Отец раздраженно машет рукой и с криком: „Взяло! Поживи вот с такими!“ – захлопывает за собою дверь. Вмешивается бабушка. Она ворчит на мать, на отца, на заводское начальство и тоже усиленно трет глаза, когда доходит до Абаканских»[66].
Так что, несмотря на золотые руки отца, жить семье приходилось и в нужде. Вот тут, кстати, пригождались золотые руки матери, её мастерство плетения кружев. Это был дополнительный заработок в сложные периоды. Но, несмотря на всё, семья была дружная.
«Днем приходят соседки „посудачить“. Винят больше отца.
– И когда угомонится человек?
– Мне Михаил когда ещё говорил – непременно откажут твоему-то.
– Вон в кричном он Балаболку-то осадил: хоть стой, хоть падай!
Начинают припоминать отцовские остроты, но они так круто посолены, что передают их женщины только „на ушко“. Мать обыкновенно заступается за отца и, кажется, делает это не только „от людей“, но вполне искренно. Она даже горячится, что так редко бывает при ее ровном, спокойном характере. Вечером приходит отец. Красные воспалённые глаза показывают, что выпито немало. Однако на ногах держится твёрдо, говорит громко, уверенно. Удивляется „тем дуракам,
Там же. С. 173.
