style="font-size:15px;"> Ибо недостоин.
Но помучить мерзавца хотелось. Ни одна даже самая мелкая душонка не делала мне пакостей безнаказанно.
Всем отзовётся. Никого не минует.
– Смотрит? – поинтересовалась у соседки.
– Угу, – буркнула Катарина.
– Мстить буду, – грозно сжала я кулачки.
– Он даже не ест… – украдкой косясь на стол боевиков-третьекурсников, сообщила мне Кэт. – Сидит над тарелкой и прям не отрываясь… – она вдруг переменилась в лице. – Ой, сюда идёт!
Я коварно улыбнулась и выудила из сумки усилитель звука и записывающий кристалл-артефакт. Тот самый, запечатлевший вчерашнюю возню в кладовке.
– Лия. Привет, – прозвучало мне в затылок.
– Я завтракаю. Не порть мне аппетит, – даже не повернулась к нему и жадно откусила от булочки.
– Мы можем поговорить?
– Говови, – пожала я плечами, не переставая жевать. Нет, мне, конечно, хотелось сказать: «Шёл бы ты отсюда», – но в свободной от булочки руке у меня лежал артефакт, готовый воспроизвести тот самый момент «икс», да к тому же с усиленной раз в десять громкостью.
Ха!
Мне изменил парень? Пусть услышат все!
Безродной полукровке (а точнее, четвертькровке) всё равно.
– Лия, то, как я себя вчера вёл… Прости меня. Этого больше не повторится.
– Ну, разумеется, – не сдержала я улыбки, которую мой бывший истолковал неправильно.
– Я люблю тебя и не готов с тобой расстаться, – этот индюк специально встал в свою коронную позу, чтобы казаться неотразимее. И кудрями своими каштановыми тряхнул. Смотрелось жалко. Больше его обаяние на меня не действовало. – Лия, ты ведь меня простишь?
– Нет, – со смешком выдала ему.
– Но… почему?
– Когда любят, не изменяют. А тебе лишь бы засунуть свой стручок, и неважно в кого! – припечатала я.
Катарина, сидящая напротив меня, подавилась какао, закашлялась и нырнула головой под стол.
– Я тебе не изменял! Да как ты вообще… – тут его голос дал петуха.
А я…
Вот он! Настал час расплаты!
Я коварно улыбнулась, послала энергетический импульс в кристалл и сама же подпрыгнула, не ожидая, что будет ТАК громко.
На всю столовую раздалось:
– Что, держит тебя твоя безродная полукровка на сухом пайке? – задыхающийся томный женский голос.
– Замолчи-и-и… – рычание.
– Ах! Ах! Ах! О! О! О!
– Ох… Ох… О-о-о…
Запись кончилась, и в столовой на пару секунд наступила мертвенная тишина.
Все уставились на нас (ещё бы! Только слепо-глухо-немой в этой академии не знает меня!). А я – на Ромери.
Нет, он не узнает, что вчера я даже всплакнула. Больше он не удостоится моей открытости и искренности. Скоро Ромери люто пожалеет, что вообще родился на свет.
От
