и пустите в разные стороны; на чей двор стрела упадёт, там и сватайтесь».
Пустил стрелу старший брат – упала на боярский двор, прямо против девичьего терема; пустил средний брат – полетела стрела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая; пустил стрелу младший брат – и попала та стрела в грязное болото, и подхватила её лягушка-квакушка.
Говорит отцу Иван-царевич: «Как мне за себя квакушку взять? Квакушка не ровня мне!»
– Бери! – отвечает царь. – Знать, судьба твоя такова.
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягуше-квакуше. Призывает их царь и приказывает: «Чтобы жёны ваши испекли мне к завтрему по мягкому белому хлебу».
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
– Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? – спрашивает его лягушка. – Аль услышал от отца своего слово неприятное?
– Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб.
– Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать, утро вечера мудренее!
Уложила царевича спать, да сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрою; вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом: «Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте мягкий белый хлеб, каков ела я у родного моего батюшки».
Наутро проснулся Иван-царевич – у квакушки хлеб давно готов, и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами. Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут же отдал приказ трём своим сыновьям: «Чтобы жёны ваши соткали мне за единую ночь по ковру».
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
– Ква-ква, ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? Аль услыхал от отца своего слово жёсткое, неприятное?
– Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе за единую ночь соткать ему шёлковой ковёр.
– Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать, утро вечера мудренее!
Уложила его спать, а сама сбросила лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Василисою Премудрою; вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом: «Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь шёлковый ковёр ткать, чтоб таков был, на каком я сиживала у родного моего батюшки!» Как сказано, так и сделано. Наутро проснулся Иван-царевич – у квакушки ковёр давно готов, и такой чудной, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Изу-крашен ковёр златом-серебром, пёстрыми узорами. Благодарствовал царь на том ковре Ивану-царевичу и тут же отдал новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с жёнами.
Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
– Ква-ква,
