по мнению братьев мне уже пора упиться в смерть. Но ни разу мое сердце не билось чаще ни рядом с прекрасным цветком Миры с соседского ранчо, ни под хитрыми взглядами зеленоглазых развязных женщин в салуне. Нет, видимо, сердце не способно подселить к моей страсти – моей земле – ни томный голос, ни золото волос, ни белизну кожи. Пока моей земле угрожает ежегодная аренда… мое сердце принадлежит только дому.
Повернув голову, я еще раз окидываю взглядом ничтожно маленький кусок ранчо: всего пару холмов. Улыбаюсь, нервно переступаю с ноги на ногу, чувствуя холодную сырую землю между пальцев. Рука сама тянется к груди, туда, где все же бьется сердце. Молния освещает тьму, и я упиваюсь не дождем, а миром вокруг. Будь я Богом, а не мальчишкой, вечно бы мне стоять под водами и слушать раскаты грома, ласкать глазами холмы и дышать, дышать запахом свободы. Завороженный, я не слышу, как открывается дверь в доме, и тонкая полоска света режет весь двор напополам. А вот сестру я слышу отчетливо.
– Франческо! Франческо! Негодный братец! А ну живо домой! Иначе отца позову! – Она уходит, оставляя дверь открытой. Словно намекая: тебе есть куда вернуться, вот же он, путь домой. Но вот незадача…
Все ранчо и есть мой дом. Мое сердце.
За окном все еще гроза. Честно, не знаю, насколько велико мое безрассудство, раз я вновь бросил вызов природе. Вода сотней ручейков течет с волос, спускается по лицу, шее, рукам и падает на пол. Я так и стою у входной двери, боясь пошевелиться. Как я ни прислушивался, не смог понять, есть кто на кухне или в гостиной, а может, все разбежались по комнатам, отсыпаться после длинного рабочего утра. Не все такие безумцы, как я, чтобы срываться в долину, а потом бежать наперегонки с ветром.
Я наклоняюсь и подворачиваю штаны, снимаю обувь, чтобы она, не дай бог, не захлюпала и не оставила следов на идеально вымытом полу. В кромешной темноте мне легко, я двигаюсь, как рыба в воде. Тем более за двадцать лет я изучил нашу обстановку вдоль и поперек и даже с завязанными глазами пьяный смогу добраться до своей кровати. Навык полезный, особенно, когда не хочется попадаться отцу под горячую руку. Все знают, что главное испытание для любого лазутчика – лестница. Одно неверное движение, несчастный скрип – и весь дом узнает, где ты и что делаешь, а главное, когда пришел. Я запускаю руку в волосы и зачесываю их назад: не люблю, когда они лезут в глаза. Надеюсь, гром скроет мое трусливое появление.
Сегодня странный день. Обычно я не настолько сентиментален, не испытываю столь бурных чувств к своему дому, но сегодня обращаю внимание на все. Дубовая поверхность лестницы местами уже потрескалась. В последний раз ее покрывали лаком еще при матушке. Думаю, отец сознательно закрывает на паутины трещин и сколов глаза, лишь бы сохранить чуть больше деталей, напоминающих о ней.
И черт, хорошо. Он прав.
Проводя рукой по толстым перилам, я словно ощущаю прикосновение мамы к волосам, а скрип ступенек из противного ворчания превращается в ласковый шепот, летящий ко мне прямиком из
