тылу и попали, можно сказать, в окружение. – Разведчик опустил голову. – По моей вине. Я командир диверсионной группы и не смог провести ее по намеченному маршруту назад к лесному лагерю. Едва выбрались, сигналы подавали, всю одежду свою сожгли на костре, пока нас катер патрульный в акватории не подобрал. Вот и остались без оружия, без пайка и одежды. Насобирали нам товарищи у местных обносков, пришлось в таком виде пробираться к нашей тыловой части от передовой через лесной массив.
– Ох опасной дорогой шли, – покачал старик головой. – Такое время лихое, в лесах разбойники да перебежчики теперь все затаились. И дезертиры, кто воевать не хотел, в погребах отсиживался, хиви, которые фрицам сапоги лизали, сами немцы, кого в плен не взяли. Скрываются, мародерничают по деревням. Нащипают, наворуют и обратно в подполье. Знают, гады, что трибунал и расстрел их ждет после всех зверств, которые тут сотворили. Зверье, а не люди.
– Поэтому живут теперь как звери в лесу, – поддержал старика капитан Шубин. – Туда им и дорога. Как освободят территорию, вернутся мужики, наведут здесь порядки. Каждого из этих мародеров ждет наказание. Вся страна как один человек на фронт работает, а они пользуются человеческим горем, наживаются на нем.
От досады Глеб вскочил и заходил по избе: как же злит его бессилие, что ничем не может помочь несчастным жителям деревни. На освобожденной от гитлеровской армии территории, словно крысы в амбаре, принимались хозяйничать сомнительные личности, криминальные элементы. Глеб уже не раз слышал эти истории, и при каждом рассказе его накрывала волна возмущения и ярости. Фронтовому разведчику было досадно и удивительно одновременно, как же так: вся страна сражается с врагом, а кто-то пользуется ситуацией и ищет выгоду в страшном горе своих же соотечественников.
Старый Тихон, измотанный длинным днем, наконец полез на теплую печку. Вдруг он остановился у мутного от копоти оконца:
– Глянь-ка, товарищ разведчик, кто там у забора? Старый я совсем, глаза что есть, что нету. Но слышу, что шепчется там кто-то.
Глеб прижался к стенке и осторожно вытянул шею, чтобы рассмотреть, о ком говорит старик. В ночных сумерках были видны лишь две фигуры, которые замерли в нескольких метрах от дороги, оттуда доносился едва различимый шепот.
Разведчик, не поворачивая головы, приказал старику:
– Давай-ка, отец, схоронись подальше. Гляну, кто там забрел на огонек.
Тот заспешил на больных ногах к лавке:
– Вот, вот, бери топор, держи, с ним сноровистее. Если разбойники какие, кричи, прибегут на помощь наши девчата. С топорами, батогами, вилами они отчаянные.
Капитан Шубин успокоил Тихона, погладив по худому плечу:
– Не бойся, отец, в обиду не дам вас.
Он перехватил в правую руку тяжелое топорище и скользнул в сени, шел осторожно, будто плыл, чтобы не скрипнула ни одна старая половица. Навалился всем телом на дверь, при этом удерживая ее за ручку, и створка плавно
