потому что медленнее и как бы исподтишка.
Сев обратно на валун, я погружаюсь в медитацию. Справиться с нехваткой воздуха гораздо труднее, чем с холодом. К счастью, доступной мне ци достаточно, чтобы поддерживать тело.
Продышавшись, я не тороплюсь вскакивать.
Не разумнее ли повернуть обратно? Горы не прощают ошибок – главная мысль, которую я вынесла из книг и рассказов старших.
Впереди местность меняется столь резко, что можно подумать, будто великан срубил родную вершину, а на её место приделал раздутую до невероятных размеров окаменевшую спину двугорбого верблюда. Несмотря на холод, до сих пор я карабкалась по голым скалам, лишь изредка поблёскивавшим ледяными нашлёпками, размером с мою ладонь. И только здесь, в седловине начинается снег. Из белого покрова то тут, то там торчат изломы камня, но чем дальше, тем меньше скальных выходов.
Снег выглядит слежавшимся, в солнечных лучах искрится корка льда – шагай, как по дворцовой площади столицы человеческой империи.
Но я догадываюсь, что под лёд легко провалиться.
Всё же повернуть вниз? Но я никогда не отступаю, и я пришла за добычей.
Не отступаю, но и вперёд не тороплюсь. Смотрю, думаю, наблюдаю за течением ци. Пожалуй, мне следует проигнорировать обманчиво удобный путь по снежному ковру и обогнуть седловину по самому краю, по выступам отвесных склонов вершин. Надо только определиться, на которую из вершин лезть – на скруглённую, блолее низкую, напоминающую шляпку гриба, или на острую, очертаниями похожую на затылочный гребень огненного варана с Бродячих островов.
Я выбираю низкую – маршрут просматривается отчётливо, но главное другое. Неестественно отшлифованный балкон и тёмный зев пещеры. Очевидно, что такой же рукотворной, как и та, в которой я сейчас якобы отбываю наказание. Логично предположить, что совершенствующиеся, приходившие за лотосами, устроили для себя лагерь. Ради одной единственной вылазки? Не факт. Возможно, они знают поляну и приходят раз в пять-десять лет, чтобы снежные лотосы восстанавливались, ведь лучше брать понемногу, чем хапнуть за раз и остаться без кормушки.
Не исключено, что лагерь не пустой, а с начинкой, как горячий пирожок с курочкой.
Надо… грабить.
Лёд, как я и ожидала, мой вес не выдерживает. Проваливаюсь я по щиколотку, глубже – редко. Стараюсь идти впритирку со скалой, где глубина снега самая малая.
Порыв ветра сбивает с ног, а седловина в одно мгновение оказывается охвачена круговертью колючих снежинок. По льду я начинаю соскальзывать, и соскальзывать в сторону пропасти. Зацепиться не получается, у меня есть доли мгновения, а потом всё – потом в слепящей метели я потеряю ориентиры.
Выхватив водный талисман и квадратик с иероглифом скрепления, я прилепляю к скале свою ладонь. Лучше вывих, чем оторванный подол и падение с небес на землю.
Колючки, исцарапав обнажённую кожу, особенно руки, лицо я старалась прикрывать, оседают через благовонную палочку.
– Дыхание льда, – вслух произношу
