ей был причинен незначительный ущерб. Затем, бросив якорь на расстоянии пушечного выстрела, вражеские суда продолжали обстреливать нас из пушек, которые по своему калибру превосходили наши.
Я попросил у генерала Канабарро подкрепления, чтобы продолжать борьбу, однако он приказал мне сжечь наши суда и отступать с экипажем по суше.
С этой просьбой о подкреплении я отправил к генералу Аниту, заставив ее дать обещание, что она не вернется на корабль. Однако Анита, вместо того чтобы послать кого-нибудь с ответом, сама возвратилась на корабль. Благодаря удивительному хладнокровию молодой героини, нам удалось спасти военное снаряжение.
Под непрекращающимся огнем неприятельской артиллерии, я должен был почти в одиночку поджигать суда нашей флотилии, поэтому мне стоило немалого труда выполнить эту задачу.
Я не имел возможности похоронить погибших товарищей по оружию или воздать им заслуженные почести, и мне пришлось смириться с печальной необходимостью и увидеть, как тела погибших были погребены в огне.
Я переходил с одного нашего корабля на другой, чтобы поджечь их. Палубы судов были усеяны трупами и оторванными конечностями. Тело командира «Итапарика», Хуана Энрике, уроженца Лагуны, я нашел среди других трупов, с грудью, пробитой biscaino – круглой железной пулей. Командир «Кассапава», Джон Григг, был в упор поражен залпом картечи, оторвавшим ему ноги, но так как его туловище, поддерживаемое бортом, оставалось в вертикальном положении, а с лица еще не сошел румянец, он казался живым.
Спустя несколько минут останки этих отважных бойцов исчезли в пучине! И не стало этих крошечных, но грозных судов, которые были грозой для империи и, которые, как имел обыкновение говорить генерал Канабарро, должны были уничтожить ее.
Уже была ночь, когда я, собрав оставшихся в живых товарищей, двинулся в арьергарде нашей дивизии, отступавшей к Риу-Гранди, по той же самой дороге, по которой мы шли несколько месяцев тому назад с сердцами, переполненными надеждами, видя перед собой победу.
Глава 22
Боевые действия на суше. Победа и поражение
Среди бесчисленных превратностей моей бурной жизни случались у меня и приятные часы. Одним из них (хотя, казалось, ему следовало быть, напротив, печальным) был тот час, когда во главе горстки людей, которые уцелели во многих боях и которые с полным основанием заслужили называться храбрецами, я ехал на коне рядом с подругой моего сердца, достойной всеобщего восхищения. Передо мной открывалось поле деятельности, еще более заманчивой, чем морская служба.
Разве имело значение, что у меня не было другой одежды, кроме той, что была на мне? Что я служил бедной республике, которая не могла уплатить никому ни гроша? У меня были сабля и карабин, лежавший поперек седельной луки. Рядом со мной было мое сокровище, моя Анита, как и я горячо преданная священному делу народов и любившая жизнь, полную приключений. Сражения были
